Михкель Мутть - Международный человек

Молодые ребята работали в первой и третьей нижней канцелярии. Вторая — бывший Восточный блок — их не особенно интересовала. Там работали в основном те, кто раньше служил во Всесоюзном министерстве иностранных дел. Разумеется, в свое время они окончили соответствующий московский или ленинградский институт. Молодые относились к ним с пренебрежением, скрытым под маской подчеркнутой корректности.

Только случайно услышав, как за закрытой дверью после брошенной реплики раздается взрыв смеха, можно было понять, что в глазах молодых якшавшиеся раньше с Москвой чиновники — политические трупы, опозоренные до конца своих дней.

Андерсон, заведующий первым отделом, был известен тем, что все время восклицал: “За что он только зарплату получает?”, это относилось почти ко всем, ибо он считал, что все, кроме семерки молодых, взяты на работу исключительно из милости и ничего не умеют делать. К тому же гоняют лодыря.

Заведующим нижней канцелярией третьего мира был назначен свежеиспеченный юрист, выпускник университета, юный Паап Сийдермейер, у которого соприкосновение с третьим миром ограничивалось тем, что он однажды был премирован поездкой на Кубу со стройотрядом. Большую часть времени он проводил в первом отделе за разговорами, наказав бывшему телохранителю шефа и нынешнему своему заместителю читать журналы: “Корея”, “Азия”, “Африка”, “National Geographic” и другие, писавшие на эту тему. Более того, Мамму должен был кромсать журналы на куски и наклеивать вырезки в альбом для рисования.

Так рабочая нагрузка Мамму моментально выросла в три раза.

На основании этих вырезок Сийдермейер составлял свои рапорты. Отчеты делали и другие юнцы. Сами они называли сие политическим анализом (по каковой причине их и называли “политиками”).

Упоминание о них всегда вызывало у Фабиана усмешку. Политические анализы молодых рождали у него ассоциацию с анализами, которые делаются в поликлинике. Фабиан представлял, как страна проглатывает зонд, как ходит в лабораторию сдавать кровь и как, например, выясняется, что у нее повышенный уровень сахара. Или как страна сдает на анализ нечистоты и днем позднее ей говорят: “Госпожа Страна, у вас ленточный солитер!” Свои анализы “политики” осуществляли с великим энтузиазмом и большим апломбом. Разумеется, они считали свою деятельность сверхважной, то есть самой важной во всем государственном аппарате.

Они очень много смеялись и демонстрировали бодрость духа и раскованное поведение, ясно давая понять, что за ними будущее. На их груди висел невидимый девиз: “Это мы — молодые”.

Особенно громко и своеобразно смеялся Мяэумбайт с толстыми ляжками. Смех, доходящий до фальцета, извергался длинными очередями. Так мог строчить автомат Калашникова у евнуха. Слыша это, Фабиан представлял себя в зоопарке, где голосит диковинная тропическая птица.

Фабиану хотелось бы знать, был ли этот смех у Мяэумбайта естественным, то есть смеялся ли он таким смехом уже тогда, когда его мамочка склонялась над колыбелью, или он заразился им в подростковом возрасте. Скорее всего, ни то и ни другое. Мяэумбайт был под сильнейшим влиянием Среднего Запада, где он провел три месяца. В одном из тамошних университетов прослушал серию лекций о международных отношениях. Возможно, он считал, что если он будет так смеяться, то у всех сложится о нем впечатление как о современном компанейском парне, всячески приятном, общительном и лишенном каких бы то ни было комплексов.

В отличие от него Меэме Тарму, изучавший английскую филологию, вел себя сдержанно и загадочно. Он модно одевался. У него были мобильный телефон и очки в золотой оправе. Фабиан никогда не видел его разговаривающим. Он шагал, подчеркнуто опираясь на всю стопу. И с таким видом, будто он вершил дела по меньшей мере на Токийской бирже. Он ни с кем не здоровался, кроме своих молодых приятелей и самого шефа.

Кредо

Они принадлежали к быстро развивающемуся поколению отечественной молодежи, которое хотя и не было особенно вышколено, но уже вдохнуло воздуха свободы. Их английский не был столь безупречен, как у эстонских эмигрантов, но субъективно они, пожалуй, были талантливее.

У них были большие амбиции. Они образовали гомогенное поначалу общество, их целью было стать министрами Эстонской Республики, руководителями — одним словом, встать у руля.

Молодые реферировали друг для друга “Times”, “International Herald Tribune”, “Spiegel” и “ Asahi”. Они с головой уходили в работу — больше, чем Фабиан когда-либо в своей жизни. Это была их вера, надежда и любовь. Отсюда, из канцелярии, им брезжила дорога, шествуя по которой, они станут великими сынами родины, увидят мир, займут положение в обществе, по меньшей мере раз в неделю их лица будут появляться на телевидении и в газетах. Положение позволит им взять в жены самых красивых, успешных и богатых женщин, с кем они устроят современный дом и дадут своим пока не родившимся детям европейское воспитание. И так далее и так далее. Они не собираются долго грызть пайковое пищевое мыло. О нет! Все это называлось самоутверждением. Они выбрали в жизни этот путь. И точка.