Владимир Топорков - Наследство

Его переживания, наверное, отразились на лице, застыли скорбью. Не случайно Степан, когда встретились на поле, спросил тревожно:

– Что случилось, Женя?

– Тётя Стеша заболела…

– Ну, ты не печалься, – Степан говорил энергично и, Бобров понял – специально для него, – бодрым голосом, – оклемается старая. Она крепкая, тётя Стеша. Из такого страшного переплёта выкарабкалась, а тут справится.

Они часа за полтора обошли весь участок, и Боброву стала понятна озабоченность Степана. Прошедшие затяжные дожди сделали своё губительное дело – вымыли азот.

Бобров после расставания со Степаном отбирал колосья для апробации на пшеничных полях, а потом не выдержал, намётом поскакал в село. Он вбежал в дом, распахнул дверь в комнату тёти Стеши, и его будто слепая пуля толкнула в грудь – тётя Стеша лежала неподвижно, сухая фигура, обтянутая одеялом, вытянулась, стала длиннее, лицо ещё больше посерело, слилось с подушкой, чуть приоткрытые глаза глядели в сторону.

Бобров схватил обмякшую холодную руку, выбившуюся из-под одеяла, и всё понял сразу…

Сутки Бобров жил, как оглушённый, что-то говорил, делал, но это не отложилось в памяти, улетучилось, как дым в небе. И хорошо, что опять рядом оказался Степан, надёжный, практичный человек. Он приехал с поля к вечеру и, узнав о несчастье, принялся за дела, связанные с похоронами. Вместе с дядей Гришей Культей они сбили из проструганных, заготовленных на потолок в доме Боброва досок гроб, обили его синим плюшем, а потом отправились на кладбище копать могилу.

На второй день после смерти тёти Стеши в доме неожиданно появилась Лариса. Евгений Иванович, понурый, сумрачный, поразился её приходу. Лариса несколько минут постояла у гроба, установленного в комнате, а потом прошла в кухню, где сидел грустный Бобров, спросила:

– Когда похороны, Женя?

– Завтра.

– Так чего же ты сидишь? – спросила Лариса, и слова эти, видимо, в сердцах обронённые, вернули Боброва к жизни.

– А что делать?

– Поминки надо готовить, – нельзя без поминок, Женя. Так принято…

– Да как я этим сейчас займусь? И не знаю даже…

– Эх, непрактичный вы народ, мужики! – грустно усмехнулась Лариса.

Она бесшумно шмыгнула за порог. А Бобров тяжело поднялся со стула и почувствовал биение крови в висках, обжигающую горечь во рту, стыд за свою слабость. Надо смотреть в будущее, начинать новый отсчёт, чтоб улетучилась душевная слабость, возникала надежда на радость, на дела и поступки.

Вечером после похорон Бобров пошёл проводить Ларису. Она уходила последней – помогала перемыть посуду, навести порядок в комнатах. Какая-то клейкая духота объяла землю. Видно, ночью разразится гроза, подумал Бобров.

Лариса шла чуть впереди, и, наверное, от усталости фигура её сжалась, стала меньше. Как благодарен был ей сейчас Бобров! В трудную минуту пришла она на помощь, разделила с ним скорбь и заботы.

Он догнал Ларису, сказал то, что думал, и в темноте заметил: с трудом улыбнулась она. Но лицо осталось твёрдым, закаменевшим.

Они молча дошли до плотины пруда посреди старой деревенской улицы. Отсюда до дома Ларисы рукой подать, вон уже огонёк лампочки над крышей мерцает сквозь ветловые заросли. И снова Бобров заговорил о том, как важно в трудное время иметь рядом людей, на которых можно безоглядно положиться, поделиться с ними тем, что самому нести не под силу – того и гляди разорвётся в груди сердце, не выдержит, как у тёти Стеши.

– Не стоит об этом говорить, Женя, – Лариса сморщила лицо, и оно показалось Боброву ещё тоскливее, как от боли перекосившимся, – не стоит. С каждым из нас может несчастье случиться. Вот и я уезжать собралась…

– Как уезжать? – воскликнул Бобров.

– А очень просто, Женя, – голос Ларисы дрогнул, показался до слёз жалким. – Всё очень просто. Уеду к маме…

Она порывисто прижалась к Боброву, поцеловала его в щёку и ходко пошла по плотине. Звуки её шагов, гулкие от близкой воды, кажется, дробным стуком отзывались в сердце.

Возвращаясь, всё никак не мог Бобров обдумать, что произошло у Ларисы, какая радость или горе поднимает её с места? И как понимать её поездку к матери? На время отпуска едет, отдохнуть, что ли? У Ларисы сейчас каникулы, это понятно, но почему грусть неприкрытая? А может, до неё тоже дошли эти слухи о связях Егора с новой докторшей; Может быть, стоило сейчас догнать Ларису, разубедить? Сам Бобров в это поверить не мог. Любил же Егор Ларису! Да и не любить её нельзя.

В дом идти не хотелось, и Бобров уселся на пороге. В небе ещё качались, перемигивались друг с другом тусклые звёзды, а на западе, за домом, нарастал гул приближающейся грозы. Глухие раскаты начали распарывать небо, и вскоре набежавшие тучи спрятали звёзды, глаза запеленила темнота, густая, как дёготь. Где-то далеко протяжно, по-волчьи завыла собака, и снова тоскливо до дрожи стало на душе.