Владимир Топорков - Наследство

– А я вот недавно со школьным товарищем беседовал – со Степаном Плаховым. Он – механизатор, но рассуждения о жизни интересные.

– Рвач он, а не механизатор, – в сердцах выпалил Дунаев, но Безукладов положил ему руку на плечо: дескать, успокойся, Егор, и спросил:

– Ну и что он предлагает?

– Предлагает землю закрепить за людьми… О свёкле шла речь, в частности. Я Егору Васильевичу ещё не рассказал об этом, но предложение, на мой взгляд, внимания заслуживает…

– А об оплате он не говорил? – ехидно поинтересовался Дунаев.

– Говорил. – Бобров старался быть спокойным. – Только я не вижу в этом ничего страшного. Он лозунгу «каждому по труду» не противоречит.

Дунаев вскочил с дивана, сверкнул глазами, и кадык его задвигался, как в птичьем клёкоте:

– Значит, не противоречит? Ему – да, а колхозникам – очень противоречит! Что я людям скажу? Что у меня Степан Плахов тысячи гребёт, а им гроши оставляет?

– Так пусть все тысячи зарабатывают…

– Ты успокойся, Егор Васильевич, – Безукладов тихо засмеялся, – понапрасну порох тратишь. Поступи наоборот, дай ему землю, технику. Пусть доказывает, на что способен. Только уже сегодня можно сказать, что из этой затеи ничего не выйдет – сорняк один.

– Так вы мне срыв плана по свёкле разве простите? – спросил Дунаев.

– А ты умней будь, Егор Васильевич! Лишних сто гектаров посей – и вся недолга. Пусть себе шею ломает твой Степан… – Безукладов пронзительно посмотрел на Боброва.

Егор успокоился, хлопнул в ладоши.

– Правильный совет, Сергей Прокофьевич, – и уже повернувшись к Боброву, обратился мирно, по-домашнему: – Пора гостя, Евгений Иванович, ужином кормить…

Будто из щедрого сказочного рукава устанавливался стол яствами, и опять стало не по себе Боброву, точно кто-то навёл на него два ружейных ствола, и вот сейчас грохнет выстрел, обожжёт жарким пламенем. Он чувствовал, как предательски трясутся руки, раскладывающие закуску по тарелкам, ложка отбивает барабанную дробь, но ничего сделать с собой не мог.

Дунаев закончив с сервировкой стола, любезно пригласил Безукладова:

– Прошу, Сергей Прокофьевич, к столу…

– А баня?

– Баня готова. Только кто ж насухую парится, – хохотнул Дунаев.

– Тоже верно, – засмеялся Безукладов.

Пока Егор открывал коньяк, Бобров успокоился. Пришла спасительная мысль – что ты вздрагиваешь, как пугливая ворона, Бобров? Говорят, в чужой монастырь со своим уставом не ходят. Вот и сиди, помалкивай, не дёргайся, как в лихорадке. Может быть, даже радоваться надо, что такая встреча произошла. Один волновавший его все эти дни вопрос выяснил – предложение Степана. А Степан пусть пробует.

Егор рюмку поднял:

– Ну, с полем, Сергей Прокофьевич!

– Рано вроде? – засмеялся Безукладов.

– Нисколько не рано. – Егор поперхнулся, дыхание стало шумным. – Люблю я охоту, Сергей Прокофьевич! Кажется, нервы отдыхают…

Он выпил, подмигнул Боброву:

– Да не журись, Женя, у нас только или больные, или сквалыги не пьют…

– Ну, ищу добровольцев на первый пар, – сказал Безукладов, потянулся.

Они ушли в баню вдвоём с Егором, и Бобров даже обрадовался этому – то ли от выпитого, то ли от долгого утомительного дня захотелось свернуться в комочек вот на этом мягком ковре. Болели ноги от непривычки к верховой езде, а в ушах звенел весёлый перезвон полевых птах, обогретых первым солнечным теплом.

Он уснул прямо в кресле, спал ровно и сладко, как дитя, и вернувшиеся из бани Безукладов и Егор аккуратно перетащили его в дальнюю комнату, уложили на диван. Бобров с трудом разодрал глаза, встрепенулся испуганной птицей – неудобно было, но Безукладов шепнул: «Ты отдыхай, отдыхай», и Евгений Иванович, стащив с себя одежду, снова брякнулся на мягкое притягивающее ложе.

Проснулся Бобров от резкого толчка в спину. Ещё осоловелыми глазами обвёл комнату, и узнав Дунаева, спустил ноги на тёплый ворс ковра.

– Ну и спишь ты, как медведь в берлоге, – засмеялся Дунаев. – А охотничью заповедь знаешь?

– Какую? – тужим, заспанным голосом спросил Бобров.

– На охоту, говорят мужики, не на работу, надо без будильника вставать…

Опоясанный ремнём и патронташем, в дверях стоял Безукладов. Розовое лицо, седые волосы разлетелись в стороны, радостное оживление было понятно и объяснимо Боброву, но сегодня предстоящая охота не вселяла в него чувства наслаждения. Евгений Иванович не мог объяснить, что с ним происходит. Ведь раньше каждый день на охоте – это открытие ясного утра, щемящего лёгкого воздуха, посвиста стремительного лета.