Владимир Топорков - Наследство

Бобров уснул, когда в вязком свете зари прозрачными стали дома за окном. Снились ему близкие люди – мать, отец, весёлый Сашка Грошев, словно вышедшие из небытия…

Утром Евгений Иванович снова неожиданно встретился со Степанидой. Он торопился на работу, когда из последнего, недостроенного дома вышла старуха. Сегодня она казалась бодрой, только глаза, угасшие навсегда, бесцветно глядели на мир.

Евгений Иванович приветливо поздоровался, и Степанида заулыбалась, как самому близкому человеку.

– Как спалось, Женя? – Степанида спрашивала мягко, по-матерински, и как-то стразу стало легче на душе, точно обогрела его скупая женская улыбка, ночные боли его отступили, залегли, как утихает под утро метель.

– Хорошо спал, – не мог же он говорить тётке Степаниде о своей беспокойной ночи, о тяжких раздумьях, у неё своих забот хватает.

– А мне лихо пришлось, – Степанида засмеялась, обнажила щербатый рот, – как тому козлу. Он, значит, с бараном ночевал в одном холодном сарае, баран под утро вскочил, его холод пробрал, он и кричит: «Мороз!» А козёл блеет через силу: «Да он с вечера!»

Чувствовал Бобров, как краска заливает лицо и тугой звон возник в голове. Ему стало стыдно, что вчера он не остановил старуху, практически выгнал на улицу. Стиснув зубы, наклонился, точно ждал увесистой оплеухи за своё равнодушие, холодно молчал.

– Ты, Женя, скажи уж председателю – тихо попросила Степанида, – может, определит мне какой-нибудь уголок, а?

Мне бы до тепла перебиться… А там как говорится, каждый кустик ночевать пустит…

Он схватил женщину за руку, сказал:

– Пошли!

Бобров тащил старуху по хрусткому снегу, убыстряя шаг, чувствовал, как накалялась злость на себя, на Егора. Открыл дверь своей квартиры, втолкнул тётку Степаниду в веранду, крикнул:

– Здесь будешь жить, тётя Стеша!

И, не оглядываясь, сбежал с крыльца.

Бобров задержался в кабинете председателя после наряда, и, дождавшись, пока они остались одни, рассказал Егору о своей неожиданной встрече с бабкой Степанидой.

– Ну и что? – сухо спросил Дунаев.

– Ты её историю не знаешь, наверное. – Евгений Иванович хотел обстоятельно рассказать Егору про жизнь Степаниды, но Дунаев прервал:

– Про сына хочешь сказать?

– И про сына тоже.

– Знаю всю эту историю. И про сына, и про неё говорят, лучшей работницей когда-то была. Она лет десять назад в колхозе появилась, после сумасшествия своего. Я даже сначала боялся, – а вдруг опять с ума сойдёт? Но вроде ничего, так, чудная старуха, да и только… Пенсию получает и прирабатывает сторожем. На жизнь, наверное, хватает…

– А почему квартиру не дали?

– Знаешь, Евгений Иванович, ты на меня, как пророк на грешника, не смотри. Их таких в колхозе десятка три наберётся – блажных да убогих. Значит, для них только и строить жильё? А где я работников, тех, кто хлеб производит, должен селить, не скажешь?

– Да ведь со Степанидой случай особый!

– Их, особых случаев, – каждый день. Да и сын её, видать, тоже был хорош – мне Кузьмин про нею рассказывал. Знаешь, завхоз наш…

– Так Кузьмин этот его и в тюрьму упрятал…

– Знаю, знаю… – Егор сморщился, как от зубной боли. – Только я тебе скажу так: дыма без огня не бывает. У нас во все времена любителей права качать много. А как дело делать – так в кусты. Век демагогии…

– Значит, не будет ей квартиры? – Евгений Иванович чувствовал, как опять забилась кровь в висках.

– Не будет, – Егор вздохнул, – не будет. И не потому что не хочу – просто возможности нет. Да и что люди скажут обо мне? Скажут, не колхоз, а богадельню Дунаев развёл, всяких старух ублажает. Сейчас ведь как: чуть что не так – анонимку в райком или куда повыше – бабах, а потом жди комиссию. Приловчился народ, эти анонимки, как тяжёлая артиллерия, лупят – голову поднять нельзя…

– Ладно, – сказал Бобров, – будет Степанида у меня жить.

– А это твоё дело, – Егор повеселел лицом, – хочешь, можешь даже в своей квартире дом престарелых устроить, не возбраняется. Только благотворительность не всегда на пользу идёт, запомни… Стараешься для человека добро сделать, а он на шею норовит сесть. Я, например, всё время поддерживал Степана, а он практически совсем бросил работать. Только рассуждает… Поговори с ним, ведь свёклу некому обрабатывать…

Егор замолк, на часы посмотрел:

– Ладно, Евгений Иванович, эти уроки философии нас кормить не будут. Кстати, хочу с тобой один вопрос обсудить. Ты как, на охоту по паводку не против пойти? Не забыл это дело?