Владимир Топорков - Седина в голову

Замельтешили гости, начали лихорадочно собираться, и только потом Михаил Петрович понял, что, наверное, каждого одолел страх, вопрос: «А зачем он здесь?» Они собрали недопитые бутылки во вместительную сумку поэтессы, одну отдали шофёру Игоря Марковича с твёрдым наказом опохмелить писателя перед столицей, иначе он не вырулит, не придёт в себя…

Через несколько недель Коробейников получил пакет от московского гостя со статьёй в литературной газете, где Игорь Маркович расточал комплименты Коробейникову. Это восторженная писанина с надписью «Михаилу Петровичу на память» как-то поуспокоила Коробейникова, и он, наверное, забыл бы об этом эпизоде, если бы лет пять спустя не прочитал рассказ того московского гостя в толстом журнале. Вот уж где он покуражился на славу, и ту встречу расценил как заискивание перед ним, своего рода специальный запрограммированный фарс для московской знаменитости. Здесь он, как говорится, дал полный ход своей писательской, видать, щедрой фантазии, красочно расписав, как был в его честь построен оркестр на границе (в том районе, где работал Михаил Петрович, и оркестра в жизни никогда не было, а шесть бродяг и алкашей, подвизавшихся в районном Доме культуры, знали только похоронный марш, да и тот изрядно перевирали), а потом красивые девушки вручали хлеб-соль. И трапезу эту лесную расписал с язвительной усмешкой – чего, мол, только не пожаловали для московского гостя – стол ломился от балыков, икры, севрюжьих боков, десятки других вкусных закусок, о большинстве существования которых Михаил Петрович по своей деревенской сущности и слыхом не слыхивал.

Но само главное – расписал московский гость, как над шашлыком колдовали роскошные кавказские парни со смоляными усами, услужливо подбегали к столу, изгибались вопросительно: «Что изволите?»

Коробейникову захотелось послать журнал Серёжке – вот бы посмеялся, как его, истинного русака с чёрными усами, спутали с грузином. Впрочем, и сам рассмеялся Коробейников – Серёжка и в самом деле похож на южанина, что ж тут поделаешь!

В первые минуты Коробейников разозлился, он, кажется, как чайник, с крутым, обжигающим паром кипятком пыхтел на этот холодный, ядовитый рассказ. Захотелось сесть за стол, написать письмо, выплеснуть на бумагу всю эту злость, но какой-то здравый смысл сдержал его, вспомнилась к месту народная мудрость о том, что не стоит метать бисер перед свиньёй, и ему стало стыдно, точно обдало пронизывающим ветром.

Сейчас ему подумалось, что, наверное, некстати вспомнилась история. Может быть, Альберт Александрович, нынешний сосед по палате, и не такой человек. Ведь встречался он десятки раз с журналистами, с толковыми, обстоятельными ребятами, которые не с «налёта-поворота», а основательно разбирались в деревенских проблемах, а главное – в людях и уж, конечно, не лгали так нагло и беззастенчиво.

Из оцепенения Михаила Петровича вывел стук в дверь, а потом в палату вкатилась полная женщина в блестящем халате, в очках, с копной каштановых волос, и Коробейников поняв, что это по его душу, болезненно напрягся.

Женщина, опустившись на стул рядом с кроватью, вдруг повела речь о том, как, наверное, хорошо, что сегодня пошёл дождь, в середине мая – это как находка, даже ей, врачу, понятны крестьянские заботы. Вроде угадала мысли Коробейникова рыжая врачиха – это прозвище для неё возникло моментально, и Михаил Петрович посмотрел на неё внимательно. А она, смутившись взгляда, продолжала говорить, что вчера в областной газете прочитала интересную статью про наше славное (сказав это слово, она усмехнулась) крестьянство, которое упрекают за то, что плохо кормят горожан. А как может быть иначе, если деревня пустеет, в ней, как после войны, не осталось крепких мужских рук. Какой-то мудрец сказал, что общество тогда живёт хорошо, когда хорошо живёт крестьянин.

Альберт Александрович приподнялся на своей кровати, с хрустом переместил своё крупное тело, вмешался в разговор:

– Но вот, там, у загнивающих капиталистов, пять человек сотню кормят…

Врачиха ответила, не задумываясь:

– Да если нашим крестьянам такие условия создать, разве они хуже будут работать. Я правильно говорю, Михаил Петрович?

Коробейников кивнул головой, он и сам часто задумывался над этим, и суждение врачихи пришлось ему по душе. От непринуждённого разговора он как будто выпрямился, внутри, где всё склеилось, ссохлось за сегодняшний день, сделалось просторнее, в лёгкие точно хлынул свежий поток воздуха.