Олег Суворинов - Петербург-Ад-Петербург

— Давай, — выдохнула Аня, и мило улыбнулась, обнажая свои красивые зубы.

Я поднялся и скоро пошел к двери.

— Ой-ой, Герман, подожди! — крикнула Аня, — я совсем забыла тебе сказать, чтобы ты зашел к бухгалтеру и забрал деньги. Там зарплата за неполный месяц.

— Я в курсе, — через силу улыбнулся я и вышел из кабинета.

Не успел я выйти, как вспомнил, что сам кое-что забыл спросить у Ани.

— Аня, прости ради Бога, — сказал я, снова входя в кабинет, — я забыл у тебя спросить одну вещь. Короче говоря, — замешкал я, — мне нужен адрес Кати Тихоновой. Это очень важно!

Аня молча открыла шкаф с личными делами, достала оттуда нужное и переписала мне адрес Кати на бумажку. Я сердечно поблагодарил Анну и вышел из кабинета. У бухгалтера я провел чуть более двух минут. Мне выдали деньги. Сумма оказалась приличная для первого времени, а о последующем я в тот момент и думать не думал.

Выйдя на улицу, я зашагал прочь от редакции к стоянке такси.

Через пятнадцать минут, я в невероятном смятении с вспотевшими ладонями стоял возле Катиной двери и жал на звонок. За дверью послышались глухие шаги, после которых тихий голос спросил:

— Кто?

— К…Катя, — заикнулся я, — это я, Герман. Щелкнул замок. Дверь открылась ровно настолько, насколько позволяла цепочка. Лицо Кати мне не было видно, она разговаривала через щель.

— Как ты меня нашел? — тихо спросила она. — Что тебе нужно, Гарин? Я же позвонила в редакцию и сказала, что у меня семейные проблемы и страшные головные боли. Зачем ты пришел?

— Прости, — смешался я, — я не хотел, но мне очень, слышишь, очень нужно с тобой поговорить!

— Прошу, Герман, — вздохнула Катя, — не начинай заново. Мне вчера хватило того, что вы с Жабиным устроили в редакции. Уходи, прошу тебя.

— Катя, ты должна меня выслушать, — с глубоким чувством произнес я. — Я хочу тебе все объяснить!

— Нет! — крикнула она и захлопнула дверь.

В полном недоумении я немного постоял возле её двери, а потом, прикуривая сигарету, спустился на этаж ниже и встал около окна, по которому ползли капли дождя. «Вот черт! Она даже и слушать меня не захотела!» — думал я.

Находясь в Катином подъезде, я впервые почувствовал, что начинаю немного мешаться в уме. Дела мои обстояли весьма неказисто. Не беру на себя смелость описывать свои чувства, потому что из этой попытки получился бы совершенно пустой набор разрозненных фраз. Докурив, я опрометью взлетел на этаж выше и снова позвонил в звонок. «Как это все нелепо, — сказал я вслух сам себе, — что же я делаю?!»

— Кто там? — послышался уже раздраженный голос Кати, который сорвался на слово «там».

— Э…это снова я, Катя — Герман, — взволнованно пролепетал я, — прости меня…

— Что тебе ещё нужно? — в недоумении крикнула Катя из-за двери.

— Открой же ты, наконец, что ты, как немощная? — вырвалось у меня от переизбытка чувств. — Возьми ты себя в руки! Мне нужно с тобой поговорить, после чего я уйду, и больше не буду беспокоить тебя! Ты меня слышишь?

Катя, по-видимому, была несколько поражена моей выходкой, отчего притаилась за дверью, не произнося ни слова. Рядом располагалась дверь соседская. Я заметил, что в ней потемнел глазок, из которого ранее глядел на меня маленький огонек от электрической лампочки в коридоре. «Видимо, соседи забеспокоились поднятым шумом, — пролетело у меня в голове, — а и черт с ними! Не до них сейчас». Женщина, нечисто одетая, прошла по лестнице вниз с огромной слюнявой собакой. Через секунду все стихло; от глазка отошли и из него опять засветился огонек.

— Катя, — шепотом проговорил я прямо в щель между дверью и дверной коробкой, — Катенька, — повторил я, — открой мне, пожалуйста. Мне нужно поговорить с тобой. Уверяю тебя — это займет только пару минут.

Минуты через три, когда я уже потерял всякую надежду на положительный исход дела, замок все же щелкнул. Катя распахнула дверь, а сама удалилась в комнату. Я, поняв, что рассусоливать не имеет смысла, залетел в квартиру и захлопнул за собою дверь.

В коридоре тускло горел светильник. На полу были разбросаны Катины туфли, сапоги, что-то из одежды. Я разулся и прошел в комнату. То, что я увидел, потрясло меня. На небольшом плюшевом диване сидела Катя с разбитым лицом. Руки ее были в синяках, халат порван на груди, волосы растрепаны. Некоторые локоны слепила кровь. Бедная девушка смотрела на меня глазами испуганной собачонки, которую избили палками дети.

Я одурел окончательно.