Алексей Притуляк - Я ухожу. Прощай навеки. Твоя душа

Говорят, что в последние мгновения перед смертью в памяти человека проносится вся его жизнь, все, что сделал он и чего не сумел сделать, все его действия и бездействия, мечты и надежды, победы и поражения. Вот и мою душу выворачивало наизнанку, словно к горлу подступила вдруг внезапная тошнота и я пытался выблевать из души то, что подспудно томило ее все долгие годы моей жизни — всю ее слепоту, черноту страстей, гнева, несбыточных ожиданий, лжи и всех тех моментов, когда разбивалась о скалы жизни моя хрустальная совесть. Да примерно то же, что и умирающий, чувствовал и я, вглядываясь в полотно, туда, где в верхнем левом углу оквадраченной тьмы, маленьким желтым пятном замерло ничтожное, затерявшееся во мраке насекомое. Я почувствовал тот ужас, который должен был испытывать таракан, погруженный в этот контур непроглядной тьмы, той тьмы, в которой отказывают абсолютно все чувства, и нет у тебя ни зрения, ни слуха, ни осязания, ни обоняния — ничего из того, что способно чувствовать живое существо. Я представил себя этим тараканом, и леденящий мороз пробежал по моей спине. Да, тьма была ограничена, безусловно, и где-то за границей этого квадрата, этой черной дыры, несомненно было что-то другое, лежал какой-то иной мир. Но от этого не становилось легче, отнюдь. Напротив, осознание того, что тьма ограничена, влекло за собой еще больший ужас безнадежности вслед за пониманием того, что граница тьмы проложена, и переступить ее невозможно. Невозможно никогда!

Воплотясь в этого таракана, слившись с ним воедино, я прочувствовал весь ужас того, что называется жизнью, того, что называется одиночеством, потерянностью, безнадежностью, мраком, клаустрофобией, смертью. Мне передались его дрожь, страх, растерянность, летаргия или кома в ожидании смерти, которая все никак не приходит…

Хотя нет, наверное, все его существование внутри этого замкнутого контура тьмы и было — смерть. Смерть долгая, — бесконечная, — мучительная, одинокая, страшная. Смерть — как состояние. Как состояние души?.. Может быть…

Я ясно увидел всю его жизнь внутри черного контура. Я увидел как он бесконечно, изо дня в день, мечется в желудке пожравшей его тьмы, натыкаясь на незримые границы. Я прочувствовал все его состояние от первого дня и до последнего (хотя можно ли тут говорить о днях и вообще о каких бы то ни было единицах времени!), ощутил, как бодрое и жизнерадостное вначале насекомое становится со временем апатичным, бездушным, безумным, полуиссохшим роботом. Он, этот робот, все еще, слепо и тупо, тычется и тычется в стены мрака, но это уже — так, больше по привычке; пламя жизни давно уже угасло в нем.

Я видел в этом таракане… себя?.. Человека вообще?..

Возможно, возможно.

В любом случае, гениальность художника была для меня неоспорима, подтверждением чему служил тот тоннель, который захватил меня сразу и неразрывно соединил с полотном и удерживал мое внимание, все мои чувства внутри этого черного квадрата, внутри тщедушного рыжего тельца там, в левом верхнем углу.

Но все же…

Но все же то, первое, впечатление, то начальное восприятие этого насекомого как солнца, как некой звезды во мраке космоса — может быть, оно тоже имеет право на существование?.. И тогда оно все меняет! Да, это несчастное насекомое в углу тьмы, будь это человек, душа, Бог или что-то иное, — разумеется, не таракан же! — оно станет тем солнцем, которое пока еще не разгорелось, еще не разогнало сгустившийся мрак, но оно уже готово к этому. Вот сейчас, сейчас оно спустится из своего угла в центр квадрата и засияет там во всю свою мощь, и не станет тьмы, и всепоглощающая черная дыра станет просто беспомощным пятном, кляксой. И я снова буду счастлив…

Вот, оно спускается… Медленно и неуверенно, но — спускается туда, к центру мрака…

Стоп…

Как спускается?!.

Живая картина???

Да нет же, желтое пятно действительно опускалось по диагонали, стремясь к центру квадрата.

Туннель исчез.

Я сделал еще два шага к картине, подслеповато всматриваясь в маленькую табличку под ней.

«Казимир Малевич. Черный квадрат» — гласила надпись.

А таракан, — несомненно живой, обычный, живущий полной жизнью и умеющий этой жизни радоваться таракан, — сделал еще несколько неторопливых отрывистых передвижений по черному квадрату и — правда, занял положение в его центре.

Свершилось! Вот оно, солнце! Вот — звезда явилась, неся с собой просветление, надежду, жизнь!

Туннель, соединяющий меня с картиной, снова возник — еще более стремительный, вихрящийся, поглощающий.