Е. Бирман - Эмма

Когда я добрался до машины, я увидел, что другой камень, валун, величиной и формой напоминавший мешок со складкой, будто одна сторона мешка легла на ступеньку, остановил падение автомобиля и довершил дело в отношении Леона. Он был пристегнут, подушка выстрелила, но боковое стекло было разбито, и голова его при столкновении машины с камнем встретилась со «складкой» последнего.

Я опустил на землю свое несостоявшееся орудие убийства и сел на него. Мой сотовый телефон работал, и когда я захлопнул его после того, как вызвал «скорую», я услышал шорохи сверху, тяжело поднял голову (все таки немного прихватило и шею), увидел, что от дороги к нам спускается мужчина в сандалиях, шортах, футболке и с бритой головой (наполовину лысой, наполовину бритой, как оказалось, когда он подошел ближе), а впереди него несется маленькая собачонка. Я не разбираюсь в собачьих породах, знаю овчарок, бульдогов, отличу пуделя или болонку, но все эти мелкие существа, часто ужасно надоедливые, для меня малоразличимы. Может быть, вам что-то подскажет наличие у нее непомерно больших бакенбард, на манер тех, которыми снабжают русских актеров, играющих солидную пожилую прислугу мужского пола в английских детективах. Добежав первой, она пометалась с лаем между мною и Леоном, но поскольку мы оба проявили полное безразличие к ней, она успокоилась, лизнула кровь на голове Леона, потом подбежала к моим ногам и, часто и мелко дыша, посмотрела мне в глаза. Она-то, фактически, подготовила меня к встрече со следствием, потому что именно ей я стал мысленно излагать полную версию происшедшего, закончив притчей, бог знает откуда взявшейся в моем разболтанном из-за удара и быстрого спуска сознании. Однажды, поведал я собачке, Александр Македонский вызвал на соревнование Геракла — кто из них победит питона, решившего судьбу Трои. Первым в бой вступил полководец. Он раскорячился, как корни дуба, и тяжелый упругий питон не сумел задушить его своими кольцами. Теперь настала очередь Геракла, но Македонский сказал: «Я ведь уже победил, не вижу смысла в продолжении поединка». Право, ну чем я не Гомер, любезный читатель? Я, пожалуй, лаконичнее, но, согласен, в литературе это не всегда хорошо.

Хозяину собачонки я только вкратце заметил, что авария произошла из-за меня, из-за того, что я задел стену. Сказанная вслух фраза вызвала неожиданный спазм, заставивший меня набрать в легкие громадное количество воздуха и резко выдохнуть его. Лысый владелец собаки успокаивающе прикоснулся к моему плечу. Я продолжал сидеть на камне, иногда мне казалось, что близко от левого глаза, на периферии зрения проплывает загнутый обрывок черной нитки, я пытался отслеживать его полет. Затем мне вдруг смертельно приспичило по-крупному. Настоящего укрытия не было поблизости, я присел за камнем, но грудь моя, плечи и голова были видны. В карманах не оказалось ничего, кроме носового платка. Я решил воспользоваться им, но почувствовал, что рука меня слушается плохо, и я, кажется, промахиваюсь. С третьей попытки я справился с задачей. Вежливый господин заранее отошел подальше, отозвал собачку и как будто отвернулся, но судя по тому, как он брезгливо поморщился во время моих манипуляций с платком, я понял, что он не выпускает меня из виду. У него на поясе была бутылочка с водой, он открутил пробку, вылил почти все ее содержимое мне на руки. То, что оставалось на дне, предложил выпить. Я допил воду, протянул ему, было, назад пустую пластиковую бутылку, но он знаком отказался ее принять. Я поискал место, куда бы ее поставить, естественно не нашел, и так мы и оставались до приезда врача — я с пустой бутылкой в руке, он — с пробкой от нее.

Полиция задержала меня там же внизу, а в КПЗ мне приснился сон. Беременная, на тридцать девятой или сороковой неделе Эмма объясняла мне, лежа в постели и укрывшись почему-то с головой одеялом, из под которого непривычно глухо звучал ее голос, что таковы уж причуды беременных женщин, и что поэтому она хочет, чтобы я взял ее прямо сейчас, потому что она уже предчувствует первые схватки в преддверии родов. Вот как! У Эммы, оказывается, бывают капризы. А я-то, наблюдая ее совместную жизнь с Шарлем, называл ее про себя «Душечкой». Я, конечно, не мог ей отказать, но во входную дверь постучали, и продолжали стучать очень настойчиво. Пузатая Эмма выскочила было из-под одеяла и побежала открывать, но передумала и позвала Берту.

— Кика, — произнесла она незнакомым мне кокетливым голосом, — открой дядям дверь.