Иосиф - Эшелон

— Ах, Иосиф Самуилович, простите меня великодушно, что я не уделял Вам должного внимания, но я так был занят! так занят! Вот, например, вчера — до 3-х часов утра сидел в ЦК!

Вот оно в чем дело!

— У Вас перемены, Евгений Кириллович?

— Да, — кратко ответил Харадзе и уже стал «облизывать» какого-то деятеля — моего соседа справа.

— И как — большие перемены? — навязчиво спросил я вдогонку удаляющегося от меня будущего Президента тутошней академии.

— О, да! — не глядя на меня ответил тот. Все стало ясно.

Заключительное заседание закончилось очень быстро. Все встали и направились к выходу из аудитории, который, как это всегда бывает, был один. По этой причине около входной двери образовалась некая толчея. Впрочем, участники встречи вели себя очень интеллигентно, вежливо пропуская друг друга вперед.

— Как Вам понравился Тбилиси? — кто-то очень почтительно спросил сзади.

Я узнал Манагадзе — сотрудника моего института, очень ловкого малого, у которого, естественно, родня живет в столице Грузии (там же он позже защитит свою докторскую диссертацию).

— Видите ли, — издалека начал я, — я заметил, что каждый раз, когда бываю в Вашей прекрасной республике, здесь обязательно что-нибудь происходит. В июне 1953 года я впервые приехал к моему товарищу в Сухуми — и тут же «сгорел» Берия. В другой раз я приехал в Тбилиси в 1956 году и, пожалуйста, — произошли памятные всем грузинам события. В середине октября 1964 года я отдыхал в Сухуми — и сразу же буквально рядом, в Пицунде, окончилась политическая карьера Никиты…

— Ну, а сейчас? Что сейчас?.. — с каким-то жадным любопытством спросил Манагадзе.

— Ваш Мжаванадзе — тю-тю! — медленно и как бы равнодушно процедил я.

В тот же миг Манагадзе исчез — его как ветром сдуло. Видать смертельно перепугался. Я его увидел часа через два, на традиционном грузинском банкете, посвященном закрытию нашего совещания. Когда все отлепились от столов, пошли пляски. Странно, но лезгинку танцевали только французы — хозяева уныло подпирали стенки — интеллигенты, что тут говорить! А вот солиднейший Президент Международного Космического Союза месье Денисс — мой старый коллега — радиоастроном — зажав в зубах столовый нож, отчебучивал просто немыслимые коленца…

Я уже давно приметил в толпе веселящихся участников совещания Манагадзе, который по сходящейся спирали кружился вокруг меня. Наконец, он подошел вплотную и прошептал:

— Неужели это правда?

Я равнодушно пожал плечами:

— Можете не сомневаться!

Он по той же спирали стал от меня удаляться. Спустя некоторое время Манагадзе повторил свой маневр:

— Неужели Вы не шутите?

Я с негодованием от него отвернулся. В третье свое прохождение по хорошо проторенной орбите он, уже освоившись со сногсшибательной новостью, спросил:

— А кого назначили вместо него?

Я, конечно, не имел об этом ни малейшего понятия. Тем не менее я нагло ответил:

— Мне называли какую-то грузинскую фамилию, но я их плохо запоминаю.

— Шеварднадзе? — радостно выдохнул мой московский сослуживец.

— Кажется, да — соврал я, хотя до тех пор никогда не слыхал эту ныне знаменитую фамилию.

— Очень хороший, очень умный человек!

— Вполне возможно, — закончил я наш необычный диалог.

Через несколько лет, в ожидании вечно капризничающего лифта в своем родном Институте Космических исследований, я стоял рядом с Манагадзе. Про давешний эпизод в Тбилиси я уже успел забыть — мысли были устремлены на мой 7-й этаж, где меня уже ожидали представители некоей дружественной организации.

— Вы не собираетесь в Тбилиси? — очень вежливо спросил меня Манагадзе.

— Нет. Нечего мне там делать, — буркнул я.

— Жаль, жаль! Пора бы Вам туда приехать.

Только на 7-м этаже я понял глубокий смысл сентенции моего грузинского коллеги…

Эту историю рассказал мне покойный генерал Г. С. Нариманов. 3 июня 1946 г. умер Всероссийский староста Михаил Иванович Калинин. Как водится сразу же была создана государственная комиссия по организации похорон. Расписание церемониала было составлено со всей скрупулезностью — ведь не в первый же раз хоронили вождей! Гроб с телом усопшего должен был быть установлен на положенное количество дней в видавшем виды Колонном зале Дома Союзов, дабы трудящиеся столицы и многочисленные делегации со всей страны могли достойно проститься со своим Президентом. Траурный кортеж должен был проследовать по привычному маршруту от Дома Союзов до Мавзолея. Как символ особого уважения к памяти покойного, за гробом пешком должен был шествовать сам Великий Вождь и Учитель, Лучший Друг всех членов политбюро, Генералиссимус Сталин. Катафалк должны были везти отборные битюги — это были, как потом оказалось, последние государственные похороны на конной тяге.