Последствия этого поступка не заставили себя ждать. Я должен был ехать в Италию — мечта моей жизни! Уже все было оформлено — и вдруг дело остановилось. Чиновники из Управления внешними сношениями АН CСCP искренне недоумевали — почему нет решения о моей поездке — ведь все готово! Я-то знал почему… Началась серия неприятностей в Институте — короче говоря, я вступил в 5-летний период «глубокого минимума». Вот и теперь, в этом веселом весеннем Тбилиси, я являюсь объектом пристального внимания одного знакомого гнуснеца с мерзкой фамилией Присевок — «куратора» нашего Института от Министерства Любви. Появились какие-то незнакомые субъекты — в основном, местные евреи, которые стали вести со мной двусмысленные разговоры. Один из них все-таки раскололся и под величайшим секретом сообщил мне, что их здесь в соответствующем месте инструктировал «ваш товарищ» (он указал потом пальцем на Присевка), бесстыдно представивший меня «ведущим московский сионистом». Вот это уже была чистая провокация, к тому же топорно сработанная. Ничего, однако, у мерзавца не вышло! Но кровь у меня они испортили изрядно. [51]
А жили мы в центре Тбилиси, в гостинице «Сакартвело». Прямо на центральной лестничной клетке стоял намалеванный каким-то местным художником огромный, высотой не меньше 5–6 метров, портрет Вождя. Лучший Друг Международного Научного Сотрудничества был изображен во весь рост, причем голова его была на недосягаемой высоте. Поэтому мы со Славой Слышем, с которым я жил в одной комнате, фотографируясь у подножья этого произведения искусства, не дотянулись даже до высочайших лодыжек. А вообще — для меня это была новость: я хорошо помнил, что когда в предыдущие свои приезды останавливался в той же самой гостинице, этой чудовищной картины не было.
Несмотря на весну, погода стояла довольно жаркая. Днем было душно, а ночами нельзя было спать по причине немыслимого грохота разного рода дорожных машин, при свете мощных ламп ковырявших мостовую точно под нашими окнами. «Черт подери — и чего эти непревзойденные лодыри работают ночами? Что там у них приспичило?» — возмущался я. Очень скоро пытливый экспериментатор Слава установил причину столь необычного для здешних мест трудового энтузиазма. «Они готовятся к большому событию — 70-летию ихнего первого секретаря Мжаванадзе, которое будет через пару дней. Церемониальный кортеж проедет по этой улице, поэтому она должна быть в полном порядке!» «Вот уж действительно — если не везет, то не везет», — подумал я, содрогаясь от лязга бульдозеров и тщетно пытаясь заснуть.
В такой обстановке я по-настоящему обрадовался, когда местный человек, мой давнишний почитатель Лулли Шаташвили пригласил меня к себе домой на торжественный ужин. Вино было отменное, стол ломился от всякого рода вкуснятины, хозяева были само радушие и любезность. В перерыве между возлияниями мы с Лулли стали по телевизору смотреть программу местных новостей, в то время как женщины возились на кухне, колдуя над каким-то очередным экзотическим блюдом. Между тем телевизор сообщил нам пять захватывающе интересных новостей: 1) трудящиеся Чаквинского района с колоссальном энтузиазмом что-то сделали по части чая; 2) трудящиеся Чиатурского района перевыполнили что-то такое по линии марганца; 3) в Кобулетском районе чрезвычайно успешно вырастили какой-то фрукт с не совсем приличным названием; 4) завтра Первому Секретарю ЦК КП Грузии тов. Мжаванадзе исполнится 70 лет. Пятую новость я уже не слышал.
— Лулли, что тут у вас происходит?
— Что происходит? — ничего не происходит, — безмятежно ответил хозяин.
— Ну, это вы бросьте — я знаю Вашу солнечную республику! Если сообщение о юбилее такого человека идет в четвертую очередь, то случилось нечто необыкновенное.
— Да ну — бросьте — ничего не случилось, — легкомысленно и немотивированно возражал Лулли.
Вернулся я в гостиницу поздно. Меня поразила непривычная тишина — проклятые бульдозеры впервые не работали! Вся техника была в живописном беспорядке разбросана на улице — и ни одного работяги! Я поделился своими наблюдениями со Славой, который в отличие от недалекого сибарита Лулли полностью оценил важность этих казалось бы пустяковых событий. Все-таки он астрофизик высокого класса!
Однако приметы — приметами, а интересно было получить точное подтверждение. И я его получил к концу следующего дня, когда в помещении Тбилисского университета состоялось заключительное заседание нашего Совещания. Это заседание происходило в небольшой аудитории, своим амфитеатром напомнившей мне незабвенную Малую Физическую аудиторию в моей Alma mater на Моховой. Совещание должен был подобающим образом закрыть великий мастер подобного рода мероприятий, здешний астроном № 1 Евгений Кириллович Харадзе, который тогда еще не был президентом Грузинской Академии Наук. Перед началом своей заключительной речи он подошел ко мне — благо я сидел в первом ряду — и рассыпался в извинениях:
Читать дальше