Джоди Пиколт - Хрупкая душа

— Не знаю. Заранее не угадаешь.

— А какая она женщина?

— Кто?

— Ну, эта О’Киф.

Я серьезно призадумалась, прежде чем ответить.

— Она поступает так, как считает нужным, — сказала я. — Едва ли ее можно за это осуждать.

«А я осуждала. Хотя поступала точно так же».

Наверное, чтобы по-настоящему заскучать по какому-то месту, нужно оттуда уехать. Возможно, нужно отправиться в дальние странствия, чтобы понять, как ты любишь свою отправную точку. Мама присела на диван и протянула мне миску с мороженым.

— У меня сейчас пора увлечения мятным пломбиром с шоколадной крошкой, — сказала она, и мы синхронно взялись за ложки, словно сестры-близнецы.

Родители — это не те люди, которые дали вам жизнь, а те, на которых вы хотели походить в первые годы этой жизни.

Я сидела между мамой и папой и смотрела, как незнакомые люди на экране таскают туда-сюда кресла-качалки, пыльные картины, старинные пивные кружки и тарелки клюквенного стекла. Люди и их тайные сокровища. Этим людям постоянно надо напоминать, какую ценность имеет то, что они принимают как должное.

Я попробовала поискать информацию в Интернете, но ни на одном сайте не было сказано, как надо одеваться в суд. Но я так прикинула, что присяжные должны будут меня запомнить. Им уже пришлось выслушать целую армию смертельно скучных врачей, на фоне которых я, конечно, выделюсь.

Итак, для начала я поставила волосы торчком, закрепила лаком — и синева стала еще насыщенней. Надела ярко-красный свитер, высокие фиолетовые кеды и свои «счастливые» джинсы с дыркой на колене-, не хотелось лишний раз рисковать.

Забавно, но даже прошлой ночью родители спали раздельно. Мама осталась ночевать у тебя в палате, а мы с папой вернулись домой. Хотя Гай Букер обещал отвезти меня утром, я решила поехать с папой и притвориться, как будто меня тащат туда силком. Мы с Гаем рассудили, что мои показания нужно держать в тайне как можно дольше.

Папа, уже давший показания, теперь мог сидеть в зале суда, и в коридоре я осталась одна. Отлично. Мелко подрагивая, я стала возле женщины-бейлифа.

— Ты в порядке? — спросила она.

— Волнуюсь немного, — кивнула я, и тут раздался голос Гая Буккера: «Защита вызывает Амелию О'Киф».

Меня завели в зал, но там уже поднялась страшная паника. Марин с Гаем о чем-то ожесточенно спорили, мама рыдала, отец озирался по сторонам, высматривая меня.

— Ты не можешь вызывать Амелию, — твердила Марин.

Букер только пожимал плечами.

— А почему? Ты же сама внесла ее в список свидетелей.

— У вас есть иные основания для вызова свидетеля, кроме как чтобы доказать стороне обвинения свое всесилие? — поинтересовался судья Геллар.

— Да, Ваша честь, — сказал Букер. — Мисс О’Киф располагает данными, с которыми, учитывая специфику исков об «ошибочном рождении», суд обязан ознакомиться.

— Хорошо. Пригласите ее.

Приближаясь к трибуне, я ощутила на себе сотни взглядов. Они как будто дырявили меня, и через образовавшиеся отверстия вытекала моя самоуверенность. Когда я проходила мимо мамы, то услышала, как она говорит Марин:

— Вы же обещали! Вы говорили, что это простая мера предосторожности…

— Я не знала, что он этим воспользуется, — зашептала в ответ Марин. — Как вы думаете, что она скажет?

А затем я очутилась в деревянной клетушке, словно редкое животное, повадки которого присяжным хотелось изучить. Мне поднесли Библию и заставили поклясться на ней. Гай Букер улыбнулся мне.

— Назовите свои имя и фамилию для протокола.

— Меня зовут Амелия, — сказала я и, облизнув пересохшие губы, добавила: — Амелия О’Киф.

— Амелия, где вы живете?

— Страйкер-лейн 46, Бэнктон, Нью-Гэмпшир.

Мог ли он услышать мое сердце? Потому что стучало оно, как барабан тамтам.

— Сколько вам лет?

— Тринадцать.

— А как зовут ваших родителей?

— Шарлотта и Шон О’Киф. Сестру — Уиллоу.

— Амелия, вы могли бы своими словами описать суть текущего разбирательства?

Я не смела взглянуть на маму. Рукава пришлось оттянуть, потому что шрамы горели огнем.

— Мама считает, что Пайпер раньше должна была понять, какой больной родится Уиллоу, и предупредить ее. Тогда она сделала бы аборт.

— Как вам кажется, ваша мать говорит правду?

— Протестую! — Марин выстрелила, как распрямленная пружина.

Я вздрогнула от ее резкости.

— Я позволю ей ответить. Отвечайте же, Амелия, — сказал мне судья.

Я покачала головой.

— Я знаю, что она врет.