Джоди Пиколт - Хрупкая душа

Он постучал молоточком, и в зале поднялась суматоха. Внезапно я остался один за свидетельской трибуной, а Шарлотта — одна за столом истца. Она сделала несколько робких шагов, пока не поравнялась со мной, и осторожно уперлась руками в деревянную перекладину, разделявшую нас.

— Я не хочу разводиться с тобой, — сказала она.

— Я тоже.

Она переминалась с ноги на ногу.

— Так что же нам делать?

Я подался вперед нарочито медленно, чтобы она предвосхитила мои движения. Я подался вперед и коснулся губами ее губ. Ее сладких, до боли знакомых губ, знаменовавших возвращение домой.

— Что надо будет, то и сделаем, — шепнул я.

В суде только и разговоров было, что о трогательном воссоединении моих родителей. Глядя на журналистов, треплющихся об этом романтическом моменте, можно было подумать, что попал в фильм «Чистосердечное признание». Присяжные непременно купятся на эту лабуду, если они, конечно, не такие отпетые циники, как я. Мне же представлялось, что Марин может уже сейчас идти домой и откупоривать шампанское.

А за этим следовал мой выход.

Пока все охали и ахали над увиденной мелодрамой, я сидела в коридоре, сгорая со стыда, и узнавала о себе кое-что новое. Оказывается, совершенно не обязательно блевать, чтобы из меня вышел яд. Он может выйти и с потом, и с криком, и порой даже с шепотом. Если меня отправляют в лагерь для булимичек под Бостоном, то я уйду красиво.

Я понимала, что судья специально выступил в роли свахи и оставил родителей в зале, чтобы проработать второй акт, но мне только того и надо было. Я проскочила через задний ход, прежде чем Марин Гейтс вспомнила обо мне, и, выскользнув на улицу никем не замеченной, побежала прямиком на стоянку, а именно — к мятно-зеленому «форду».

Обнаружив меня на капоте своей машины, Гай Букер посмотрел на меня волком.

— Поцарапаешь краску — и пять лет общественных работ тебе обеспечены, — сказал он.

— Я все же рискну.

— Что ты тут вообще забыла?

— Вас жду.

Он нахмурился.

— Как ты узнала мою машину?

— Выбрала самую красивую.

Букер хмыкнул.

— А в школу тебе не надо?

— Долго рассказывать.

— Тогда не надо. Денек и так выдался не из легких, — сказал он, отпирая дверцу. — Иди-ка ты домой, Амелия. Еще не хватало твоей матери волноваться, куда ты запропастилась. У нее и без тебя хлопот полон рот.

— Ага, — откликнулась я, скрестив руки на груди. — Потому-то я и подумала, что вам интересно будет меня выслушать.

Адрес Джулиет Купер у меня остался с предварительных слушаний. Я знала, что она живет в Эппинге, крохотном городишке к западу от Бэнктона. И вот, едва суд закончился, я ввела улицу в своей GPS и тронулась в заданном направлении.

Час спустя я заехала в небольшой, изогнутый подковой тупичок. Дом № 22 стоял первым справа, сразу на въезде. Серая обшивка, черные ставни, красная лакированная дверь. У входа микроавтобус. Когда я позвонила, залаяла собака.

Я могла бы здесь жить. Это мог быть мой дом. В другой жизни я могла бы входить в эти двери без страха, а не подкрадываться к ним. На втором этаже могла находиться моя комната, забитая наградами за участие в конных состязаниях, школьными альбомами и прочим хламом, который родители любят оставлять на память о повзрослевших детях. Я знала бы, где лежит столовое серебро и где спрятан пылесос, я могла бы объяснить любому, как пользоваться нашим пультом.

Дверь отворилась, и я увидела перед собой Джулиет Купер. У ног ее приплясывал веселый терьер.

— Мама! — крикнула девушка из глубины дома. — Это ко мне?

— Нет, — ответила она, не сводя с меня глаз.

— Я знаю, что вы не хотите со мной разговаривать, — спешила объясниться я, — и обещаю, что уеду и больше никогда вас не потревожу. Но сначала я хочу знать, почему вы так поступили. Что во мне такого… отвратительного?

Договорив; я тут же осознала, что допустила непростительную ошибку. Если Мэйси об этом узнает, меня, вероятно, смогут арестовать. Я нарушила все указания, вывешенные на всех сайтах по поиску биологических родителей: не надо навязываться матерям. Не надо являться к ним тогда, когда это удобно вам, а не им.

— Понимаете ли, в чем дело, — продолжала я. — После тридцати пяти лет, которые я прожила без вас, вы могли бы уделить мне хотя бы пять минут.

Джулиет вышла на крыльцо и закрыла за собой дверь. Она даже не накинула куртку. За дверью продолжал лаять пес, но она не говорила ни слова.