Джоди Пиколт - Хрупкая душа

Я колебался, какую предпочесть роль: хорошего или плохого полицейского, — но, как оказалось, ни та ни другая не годится, когда допрос ведет другой полицейский из незнакомого ведомства. Суббота, около полуночи — а значит, связаться с Розенбладом и всё разъяснить удастся, возможно, лишь к понедельнику. Шарлотту я не видел с того момента, как нас сюда привезли: в случаях вроде нашего полиция разделяет родителей, чтобы у них не было возможности сфабриковать объяснения. Проблема заключалась в том, что даже правда звучала неправдоподобно. Ребенок поскользнулся на салфетке и сломал оба бедра в нескольких местах? Чтобы почуять неладное в таком рассказе, необязательно служить в полиции девятнадцать лет. А я прослужил именно столько.

Я мог себе представить, каково сейчас приходится Шарлотте. Мало того, что она не с тобой, когда тебе больно, так еще и Амелию куда-то забрали! Я все вспоминал, как Амелия отказывалась засыпать в темноте, как я, бывало, среди ночи пробирался к ней в комнату и выключал лампу, когда она уже спала. «Ты боишься?» — спросил я однажды. Она ответила: «Нет. Просто не хочу ничего пропустить». Мы жили в Бэнктоне, штат Нью-Гэмпшир; это маленький городок, где можно ехать по улице — и люди сигналят тебе, узнавая машину. В нашем городке, если ты забыл кредитную карточку, кассирша разрешит забрать купленную еду и заплатить позже. Это не значит, что мы не получили свою долю мерзостей жизни. Нет, полицейским случается заглядывать за белые штакетники и полированные двери, а там чего только не увидишь: местные заправилы лупят своих жен, студенты-отличники колются наркотой, школьные учителя хранят на своих компьютерах детское порно. Но в мои обязанности как офицера полиции входило оставлять всю эту дрянь в участке и позволять вам с Амелией расти в блаженном неведении. А что происходит теперь? У тебя на глазах полиция Флориды уводит твоих родителей прямо из приемного покоя, а Амелию тащат во временный приют. Глубокие ли шрамы оставит на ваших душах эта жалкая попытка семейного отпуска?

После двух полноценных допросов следователь наконец оставил меня в покое. Я понял, что таким образом он дает мне передышку, надеясь в перерывах собрать достаточно информации, чтобы выбить из меня признание.

Где же сейчас Шарлотта: в этом же здании, в соседней комнате, в камере? Если они хотят оставить нас тут на ночь, придется нас арестовать, и основания, притом вполне веские, у них имеются. Новая травма была нанесена здесь, на территории штата, а этого, вкупе со старыми переломами, выявленными на рентгене, должно хватить — пока хоть кто-то не подтвердит наши показания. Да ну его к черту! Я устал ждать. Ты и твоя сестра нуждались во мне.

Я встал и постучал в зеркало, сквозь которое, как я догадался, следователь за мной наблюдал.

Он вернулся в кабинет. Тощий, рыжеволосый, в прыщах, на вид не больше тридцати. Я весил двести двадцать пять фунтов (сплошные мускулы), рост — шесть футов три дюйма. Последние три года я неизменно побеждал на неофициальных чемпионатах по пауэрлифтингу, которые проводятся у нас в отделении в рамках ежегодной проверки физической формы состава. При желании я мог бы переломить его пополам. Что, собственно, и напомнило мне, почему он меня допрашивает.

— Мистер О’Киф, — сказал следователь, — давайте еще раз обсудим случившееся.

— Я хочу увидеть свою жену.

— В данный момент это невозможно.

— Но вы хотя бы можете сказать, как она?

На последнем слове голос у меня дрогнул, и этого хватило, чтобы следователь смягчился.

— Она в полном порядке. Сейчас с ней ведут беседу.

— Я хочу позвонить.

— Ну, вы же не арестованы.

— Ага, верно! — рассмеялся я.

Он указал на телефон на своем столе.

— Выход в город через девятку, — сказал он и, откинувшись на спинку стула, скрестил руки на груди, давая понять, что на конфиденциальность разговора рассчитывать не приходится.

— Вы знаете номер больницы, где лежит моя дочь?

— Вы не можете ей позвонить.

— Почему? Я же не арестован, — повторил я его слова.

— Уже поздно. Родители, которые заботятся о своих детях, не станут будить их среди ночи. С другой стороны, вы, Шон, о своих детях заботиться не привыкли, ведь так?

— Родители, которые заботятся о своих детях, не бросят их одних в больнице, когда им страшно и больно, — парировал я.

— Давайте закончим все наши дела — и вы, возможно, еще успеете поговорить с ней до отбоя.

— Я не скажу ни единого слова, пока не услышу ее голос, — начал торговаться я. — Продиктуйте мне номер больницы — и я расскажу, что на самом деле случилось сегодня.