Олег Рябов - КОГИз. Записки на полях эпохи

– А, это из белого дома, Лидина дочка, пойдем, покажу, – тетка встала и поплелась впереди Февралева в глубь двора. Когда обогнули пахнувшие плесенью деревянные, черные от сырости сараи, взору неожиданно открылся беленький двухэтажный домик, окруженный со всех сторон деревьями, готовыми со дня на день взорваться молодой листвой.

«Как, наверное, красиво здесь летом», – подумал Февралев и увидел Ларису. Она медленно шла по дороге навстречу ему, задумчивая и грустная. Такой он никогда ее не знал.

– Здравствуй, Лариса.

– У меня мама болеет, я не учусь, ухаживаю за ней, а сейчас иду в магазин.

– Пойдем вместе, – Февралев почувствовал, что ему дорог мир забот чужого ребенка.

Они миновали старух, поглядевших им вслед и, видимо, делавших какие-то свои предположения. Молчали. Потом Лариса сказала:

– Это из-за меня мама заболела.

– Почему так?

– Я виновата, хочешь, расскажу? – И, не дожидаясь ответа, девочка поспешила выговориться: – Мы с классом смотрели кино про безногого летчика, и учительница велела прочитать книгу «Повесть о настоящем человеке»; у нас дома книг много, штук сто, целый шкаф, а этой нет. Я взяла в школьной библиотеке, прочитала и одному тут отдала, а он зачитал.

– Да, дела, – комментировал Февралев.

Они купили продукты и пошли обратно. Лариса продолжила свой рассказ:

– Наш библиотекарь, его ребята почему-то зовут Звездочетом, не ругался, а велел взамен принести другую. Он добрый, хромой, как Маресьев.

– Ну вот, все хорошо.

– Февралев, знаешь, что я наделала? Отнесла в школу мамину любимую книгу.

– Зачем ты это сделала?

– Отнесла эту книгу, потому что название у нее похоже на утерянную: «Повести покойного Ивана Петровича Белкина», не думала, что маме дорого какое-то старье – 1831 года.

– Надо сходить и забрать книгу.

– Легко сказать, Звездочет взял ее у меня, всю просмотрел и сказал, что томик принадлежит профессору Карпову и что он, библиотекарь, сам его вернет законному владельцу. А мне надо принести другую книгу, не краденую.

– Он прав, хотя и грубо.

– Мама перевернула все вверх дном, искала эти повести, распереживалась и слегла. Сердце.

Домой вернулись вместе. Лариса познакомила Февралева с мамой. Лидия Николаевна лежала на диване, читала. В квартире было чисто и уютно, а главное, все знакомо Февралеву по Ларисиным рассказам. Из них он знал многое о ее маме: где работает, что любит, а что нет. Гостя накормили за столом с белой скатертью, напоили чаем с вишневым вареньем. Потом втроем беседовали о чем-то несущественном, и Лидия Николаевна между прочим произнесла:

– Знаете, отчего я заболела? Это может показаться забавным: из-за пропавшей книги.

– Вам так дорога она? – удивился Февралев.

– Ее подарила мне Софья Антоновна Карпова – наша соседка по дому на улице Минина, где мы прежде жили, подарила, узнав, что я очень люблю повесть Пушкина «Метель». Мужа и детей Софья Антоновна не имела, но имелся брат, профессор, тоже несемейный. Жили очень богато, в большой квартире, около них всегда обитали старухи-приживалки. Когда Сергей Антонович умер, его сестра раздавала ценные вещи знакомым, кому что понравится. Пропавший томик Пушкина – память о добрых интеллигентных людях.

Февралев не знал, как надо реагировать на услышанное, он просто поднялся и стал без спросу выполнять мужскую работу по дому.

Когда прощались, Лидия Николаевна благодарила Февралева, глядя на него знакомыми, карими, как у дочери, глазами, но более красивыми: бархатными, спокойными и теплыми.

На следующий день, отпросившись с работы на час, Февралев зашел в старое здание школы, спросил у технички, как найти библиотекаря. Тот вел урок астрономии. Прозвенел звонок, хромой мужик в потертом черном костюме вышел из класса и заковылял по коридору, тут-то его и нагнал Февралев. Разговор состоялся неприятный и безрезультатный. Библиотекарь пропил прижизненного Пушкина в тот же день, как забрал у Ларисы. Он извинялся, ругал себя нехорошими словами, во всем винил войну, что сделала его инвалидом, при этом три медали на засаленном пиджаке постукивали одна о другую. Февралев теперь уже жалел библиотекаря и со словами: «Прости, отец, живи», – пошел на работу.

В субботу в 10 часов утра Февралев первым вошел в двери когиза, но вскоре вышел из магазина в полном разочаровании, утешала только шуршащая в кармане бумаженция, ее дала продавец со словами: «Вот, позвоните этому человеку, Сергею Александровичу Жевакину, он странный, накупает одинаковых книг по нескольку штук, только помните, что он ни за что не продаст, если вы не убедите его, что книга очень нужна вам, нужна позарез».