Наталия Слюсарева - Мой отец генерал (сборник)

– Господи, да что же это такое? – не выдерживаю я и, оставляя своего кавалера с Анечкой наедине, спешу на кухню к маме, чтобы расставить наконец все точки над «i».

Я не вернулась к Вовке. Я сидела на кухне и тряслась от смеха. «Ши, ши...» – доносилось из комнаты. Через пять минут Вовка сам появился на кухне, держа Анечку на руках:

– Ну, скажите же мне, в конце концов, что же это такое?

– Ой, уйди ты, ради бога, – в свою очередь замахала я на него руками. – Уйди с глаз, а то я умру от смеха... мне в ванную надо, у меня тушь течет. Мама, закрой за ним дверь.

Вовка больше так и не вернулся и не перезвонил. Наверное, подумал, что женщин понять нелегко и вообще с ними трудно.

А Анечка хотела нас всех обрадовать. Оказывается, в детском садике, в их группе, нашли вшей, о чем им сказала воспитательница. И Анечка, придя домой, хотела донести нам всем, что как же хорошо и замечательно, что обнаружены вши у некоторых детей в их детском саду «Солнышко».

У Линды была узкая мордочка и белый воротничок, переходящий в галстук. Она была небольшая, вся черная, и в тот день на ней был ошейник без поводка. Вначале я ее не хотела, не захотела. Потому что она – собака, дворняжка, но даже если бы она была и не дворняжка, а собака какой-нибудь редкой породы – борзая там или китайский пекинес, все равно животные в доме – это недопустимо.

Только что я вышла на наш проспект из радиального выхода метро и повернула налево к дому, как откуда-то прямо перед моим носом из темного двора вывернулась небольшая собачка. Она бежала чуть левее от меня, немного впереди. Когда я поравнялась с ней, она повернула ко мне свою узкую мордочку и улыбнулась, да, именно так. «Надо же, какая славная собачка», – подумала я. А вслух ей сказала: «Ну что, бежишь? Ну, беги, беги...» И все. Потом я углубилась в свои мысли и в свой воротник, потому что на улице стоял не то что сильный мороз, а прямо-таки лютый мороз – за минус двадцать. До дома от радиального метро пешком – две остановки, и на светофоре – на переход. Я перешла проспект и почти сразу же наткнулась на свою сестру, которая вышла из нашего подъезда за сигаретами. Я столкнулась с ней у табачного киоска рядом со светофором.

– А что это за собачка? – спросила она меня.

– Собачка? – в свою очередь переспросила я. – Какая собачка?

– Да вот...

И сестра взглядом показала мне под ноги. Я высвободила лицо из высокого воротника шубы и глянула вниз. Рядом с подолом моей серой шубки из лисьих хвостиков стояла та самая черная собачка, которую я встретила у метро, глядела на меня снизу и улыбалась.

– Надо же, действительно собачка, – ответствовала я, сама удивляясь – что ж это получается, она, выходит, за мной от метро две остановки бежала и даже проспект перебежала?

– Так откуда она взялась? – допытывается Елена.

– Да не знаю я. Я из метро вышла, а она уже впереди меня бежит.

– Видишь, на ней ошейник, – продолжила сестра. – У нее хозяин есть. Она точно потерялась.

– Ой, ну ладно, – тороплю я сестру в свою очередь. – Ты что, теперь будешь ее хозяина искать? Ты сигареты купила? Гляди, какой мороз. Давай домой, нечего нам тут мерзнуть.

Все это я, конечно, быстро говорю, потому что одновременно вижу взгляд Ленкин, а взгляд у нее уже просящий и умоляющий. Вижу я, что хочет она эту собачку взять. Но, с другой стороны, сестра на меня глядит как на старшую, и знает, что я, точно как и мама, совершенно окончательно и бесповоротно против животных в доме. Мы уже тогда с сестрой вдвоем жили в нашей квартире.

– Лен, – начинаю я сверхстрогим голосом. – Ты представляешь, что такое животные в квартире? Кошки воняют, царапают когтями обои. Собаки лают, пачкают после улиц лапами в коридоре дорожки, шерсть кругом. Их надо выводить каждый день, кормить, смотреть. Нет, нет и нет. Жа мэ!..

В ответ на мою тираду Елена секунду молчит, гладя собачку, а потом воздействует на мой всеобщий гуманизм следующим предложением:

– Знаешь, сейчас уже десять часов вечера. Давай ее возьмем только на одну ночь, дадим ей что-нибудь поесть. А завтра уже отпустим. Холод-то какой. Жалко.

Мне тоже жалко такую славную собачку. И холод декабрьский я чувствую. И понимаю, как это – в собачьей шкуре, хотя сама – в лисьей.

– Ладно, – соглашаюсь я. – На одну ночь можно. – И, обращаясь к собачке, говорю ей как старшая здесь всего: – Пойдем, собачка, с нами.

Ленка на радостях купила вторую пачку сигарет. И мы втроем вошли в подъезд, вызвали лифт и – так же втроем – вошли в нашу квартиру.