Наталия Слюсарева - Мой отец генерал (сборник)

Пока на кухне собачка ела и согревалась, стали мы думать, как ее назвать на то время, пока она у нас. Не можем же мы ей все время говорить – собачка. Решили дать ей имя Линда в память о нашей бестолковой лайке Линде, которая жила с нами в подмосковном гарнизоне, и, заметим, не в доме, а во дворе, в собачьей конуре, как и положено, но все равно однажды она вырвалась и убежала. После ужина Лена забрала Линду в свою комнату и закрыла дверь, чтобы мне не мешать.

Утром я выпила свой кофе со сливками. Вошла в комнату сестры, забрала собачку и, посвистав что-то вроде: «Линда, идем, идем», вывела ее во двор. Потом вернулась домой и занялась своими делами. Ближе к вечеру Лена собралась выходить за сигаретами. Она распахнула дверь и наткнулась на Линду, которая сидела на половике под нашей дверью.

– Ничего себе, – удивилась я, подходя к двери, – сколько же она тут сидит под дверью? И не лает...

– Слушай, – затянула свою вчерашнюю шарманку сестра, – холодно на дворе. Давай мы ее сегодня покормим, а завтра уже...

– Ну ладно, давай... – соглашаюсь я, я ж не Гитлер какой, тем более что против моего тезиса «не жить с животными под одной крышей» никто не возражает. – Но только до завтра.

На следующий день ударили такие морозы, что, разумеется, выпускать Линду в такой холод было бы верхом всяческого бессердечия. Прошло три дня. На четвертый день пошел мягкий пушистый снег. Началась оттепель. И я вошла в комнату сестры. Сестра все время молчала и только лупилась на меня своими серыми глазищами. Я приладила к ошейнику из веревки что-то вроде поводка и повела крутящуюся у моих ног веселую сытую собачку, повела ее, совсем не сопротивляющуюся, как мачеха падчерицу, подальше в глухой лес, чтобы привязать ее к темному стволу, на съедение злым зверям.

Мы вышли из подъезда, и я оглянулась, раздумывая, куда бы подальше отвести Линду, чтобы она не вернулась. Я завернула в Капельский переулок и пошла с ней в сторону Каланчевки, шла, наверное, где-то остановки три или даже четыре и в конце концов зашла с ней в какой-то путаный двор. Выбрала подъезд с тяжелой дверью, которая при выходе открывается на себя, вошла с ней в лифт и поднялась на самый верхний, одиннадцатый этаж. Выпустила Линду на площадку, а сама скорехонько на лифте вниз. Выскочила пулей из подъезда, дверь за собой плотно закрыла, и тут же, на ближайшей остановке, села на троллейбус и вернулась домой. Дома я занялась по хозяйству, потом собралась ехать в центр, где по делам и прокрутилась практически весь день. Вернулась домой, когда уже смеркалось. Поужинали мы с сестрой, включили телевизор, стали смотреть. Передачи шли уже предновогодние, с юмором, создающие настрой, но сестра молчит. Я ей не мешаю. Ничего, переживет, зато в доме будет порядок, да и дорожки останутся целыми. Хотя, сознаюсь, такой интеллигентной собачки я не видела. Не так я их много и видела. Но Линда?.. Где-то уже в десятом часу вечера – мы уже и программу «Время» посмотрели – звонок в дверь. Ленка не поднимается, я иду на звонок открывать.

– Кто там? – спрашиваю.

Голос соседки:

– Это я.

– А, Лидочка, сейчас открою.

– Это не ваша собачка тут сидит, она уже давно здесь сидит, я второй раз в магазин спускаюсь.

Я молча пялюсь на черную собачку. Из-за спины сзади Ленка уже к ней руки тянет. А Линда, вы бы ее видели: на ушах снег, сидит на половичке, как мейсеновская статуэтка, и нам улыбается, и любит нас всех до невозможности.

– Боже мой! – восклицаю я голосом распорядительницы всего. – Да разве можно?! Срочно в ванную. Холод-то какой. Ленка, тащи полотенце, и где наш немецкий шампунь? Полный беспорядок. Боже ты мой...

Линда прожила с нами весь свой срок, четырнадцать лет, и заменила моей сестре, у которой не было своей семьи, эту семью. Как-то она сорвалась с поводка и бросилась через проспект на другую сторону, вдруг, ни с того ни с сего. В ту же секунду наш Мещанский район огласил такой громовой вопль: «Линда!!!», что все большое движение машин, содрогнувшись, встало на дыбы. Ленка, падая, теряя сумку, перчатки, добежала до своей дони, подхватила ту на руки и понесла на руках домой. Конечно, это неправильно – переводить всю любовь на собаку. Но если бы вы знали, сколько этой самой бескорыстной любви мы получали от нашей Линды. О, мы едва возвращали ей сотую часть. И не только мы. Она обескураживала своим восторгом всех и всякого по поводу просто его существования на свете. Она лезла целоваться и давать лапку, как в знаменитом есенинском стихотворении, именно не спросив, обрушивая свою любовь на каждого входящего с такой немыслимой щедростью, что этот каждый буквально замирал на пороге.