Юрий Коротков - Девятая рота. Дембельский альбом

Когда он, наконец, пришел в себя, то увидел у своей кровати командира части. Полковник Говоров сел рядом на стуле и начал говорить казенным, лишенным эмоций голосом — так было легче ему самому.

— Взрыв прогремел за полчаса до того, как мы получили от твоего радиста сообщение, — рассказывал он лежавшему с закрытыми глазами на спине Олегу. — Погибли почти все, кто в это время находился в доме. Оля, сам понимаешь, тоже была там… Скорее всего, мощное взрывное устройство было заложено прямо под вашей квартирой. Особый отдел ФСБ и военная прокуратура проводят расследование. По подозрению в пособничестве террористам задержан прапорщик Гадилюк… Не зря ты ему портянку в пасть затолкал! А лучше было бы прибить его тогда на месте, суку! — Говоров с силой шарахнул себя кулаком по коленке.

— Не хочу… — сказал Лютый. — Не могу я так больше жить…

— Надо жить, Олег. Надо.

— Я любил ее… Мы ждали сына… Как же я теперь? Зачем мне жить без нее? Как мне жить без сына?

Весь следующий день он бездумно шатался по части, никого не замечая, ни на что не реагируя. Казалось, он так и не смирился с потерей жены и ребенка, и все еще надеется встретить Олю на территории военного городка.

А к вечеру Олег напился вусмерть. Жестоко. Тяжело. Без меры. Упал замертво на одну из кроватей в казарме павшей в бою девятой роты и проспал там почти двое суток. Утром он вышел на улицу, и все, кто встречал его, отшатывались в сторону. Он был совершенно седой — белый, как лунь.

В тот же день его вызвал к себе командир полка Говоров.

— Поезжай-ка ты в отпуск, брат, — от души посоветовал полковник. — Нельзя тебе сейчас здесь оставаться. На тебя не то что стены, воздух здесь давит. Все напоминает о ней. Отвлечься надо, сменить обстановку.

Он замолк, сочувственно разглядывая подчиненного. К его удивлению, Олег ответил спокойно, даже рассудительно.

— Отвлечься? — Лютый даже нашел в себе силы усмехнуться. — Во-первых, от чего? А во-вторых, как вы это себе представляете? Я все свое в себе ношу, от себя куда деваться, посоветуйте?

— И все равно, Олег, — полковник по-отечески положил руку ему на плечо. — Давай, двигай в отпуск… Может, на родину, в Красноярск съездишь? У тебя ведь там мать осталась. Или я ошибаюсь?

Олег кивнул с мрачным видом.

— Ошибаетесь, товарищ полковник. Насчет матери ошибаетесь. А отпуск я возьму. У меня тут дело одно образовалось, очень важное дело. Но не в Красноярске. Спасибо вам за предложение…

Пенджаб встретил Олега сильным порывом ветра, принесшим с собой запахи восточного базара: пряностей и жареного бараньего шашлыка. Толпа на железнодорожном вокзале была одета по-восточному пестро и бедно. И вообще, Востока здесь стало гораздо больше с тех пор, как он был в этом городе последний раз. Лютому даже показалось, что он вернулся в Афганистан.

Дом, в котором, по словам Пиночета, милосердные слуги Аллаха приютили сына убитой ими Белоснежки, он нашел сразу. Ему помог русский бомж — старик-пенсионер, встреченный им на выходе из вокзала. По его словам, весь город знает, где живет пятилетний русский мальчик.

— Али! — Услышал Лютый требовательный женский голос, как только приблизился к традиционному азиатскому жилищу из саманного кирпича с совершенно плоской крышей, на которой летом сушат абрикосы и виноград-кишмиш. — Принеси воды, сынок!

Лютаев осторожно приблизился к дувалу — высокому забору из самана — и заглянул во двор через трещину между кирпичами. Тот ли это Али, которого он ищет?

Через двор с двумя пластиковыми ведрами бежал к торчавшей посреди двора колонке чумазый, худющий белоголовый мальчуган, в середине февраля одетый лишь в рваные штанишки, дохлый замызганный свитерок и резиновые тупоносые галоши на босу ногу. Но ведь даже в сравнительно теплом Пенджабе в феврале температура воздуха не поднимается выше восьми градусов!

У Лютого сердце обливалось кровью, когда он смотрел, как мальчонка тонкими ручонками, надрывась, накачивает ручным насосом воду из бетонного колодца. Налил два красных ведра и потащил в дом — откуда только взялись силы.

— Али, — закричала все та же женщина. Саму ее Лютый пока не видел, она была в доме на женской половине. — Где тебя ветер носит? Покорми овец, да потом убери за ними.

И мальчишка послушно побежал за кухонную пристройку к клетям, где недовольно блеяли голодные овцы. Долго скреб там кетменем — набрал полные корзины помета и потащил все в печь-тандыр, установленную посреди двора. Сухой помет шел на растопку. Хозяйка дома пекла в тандыре самсу — пирожки с мясом, ароматные лепешки и тандыр-кабоб — здешний шашлык.