Рязанов Михайлович - Ледолом

Они приближались к высоченному мосту, когда увидели на «горбу» его сидящего Моню. Он тоже засёк их, встал, закрыл ладонями глаза — и головой вниз. Под мостом в это время громыхал грузовой состав-товарняк.

Воложанин с кентами не пошёл обозревать «место происшествия». Серёга лишь выматерился и произнёс:

— Сучонок. Забздел очко подставить. Я огулял бы его — и квиты. И живи да радуйся.

Я понимал, что Моня загнал себя в безвыходное положение. И поплатился за свой азарт жизнью. Всё равно: жалко человека. По сути дела, ещё не начал жить полной жизнью, и такой ужасный конец. И нет его, словно и не было. Это в пятнадцать-то лет!

Но суть этого самоубийства, по слухам, сам я не был тому свидетелем: Серёга играл краплёной колодой. Получается, что он явился подлинной причиной трагедии, виновником гибели Мони.

Так это или нет — кто знает? Вроде бы правда. Но после произошедшего случая у меня навсегда отпала всякая охота брать в руки карты. Вот почему я сторонился Воложанина и относился к нему настороженно и недоверчиво. И ещё одно правило я вывел для себя из упомянутого прискорбного случая: никогда не играть в карты и во все другие азартные игры «под интерес». [511] Этому установленному для себя правилу я неукоснительно следовал всю жизнь. Ни разу в жизни. Если находил деньги или чужие предметы, то либо не брал их, не прикасался к находке, либо пытался возвратить владельцу. Об одной такой забавной находке расскажу в следующем сборнике. [512] Трилогия «В хорошем концлагере», книга третья, рассказ «Заначка». Если б я этому правилу не следовал, то однажды, не так давно, попал бы впросак, и, вероятно, крепко.

Опасаюсь, что некоторые читатели сочтут автора хвастуном. Но это правда. Как всё, что изложено в моих рассказах. Это тоже одно из правил, по которым я жил. И продолжаю жить.

За немногие годы, что удалось проработать в журналистике, ни на одну мою критическую публикацию не поступило ни одного достоверного опровержения.

И я этим горжусь. Про себя. Клеветнических заявлений и слухов было много, однако ничто не подтвердилось. Да и не могло быть опровергнуто, потому что всегда следовал лишь Правде. Но это другая тема, и мы к ней вернёмся позже.

В юности я любил всякие поговорки, забавные словечки меткие, потешные выражения — уличную феню (кроме матерных слов, то есть ненормативной лексики), но записывал всё, даже нелюбимый мат, язык, каким его слышал вокруг себя от всяких знакомых и незнакомых людей. И, услышав, не ленился заносить услышанное в карманную книжечку. Она и автоматическая ручка всегда находились при мне. То и другое во время моего ареста присвоил себе (и ещё кое-что) один из оперов.

Но вернёмся к воротам Свободы, девяности три, к тонкогубому улыбающемуся Серёге в тщательно, до сверкания, начищенных штиблетах: шик! форс! У воров — знак отличия.

Да, чуть не забыл: сноровка в чистке обуви у него совершенствовалась с детских лет. Целыми днями в тёплое время года он сидел с ящичком, набором щёток, «бархоток» и баночек разноцветного гуталина на углу Свободы и Карла Маркса возле бывшей, а позднее опять открывшейся пивной, о которой уже упоминал, рассказывая об Иване Сапожкове и его трагически непутёвой жизни. На этом углу Серёжка наскребал семье на жизнь (мать его нигде не работала, а старший брат, по слухам, безвылазно сидел в тюрьме неизвестно за что — Серёга никому ничего об этом не рассказывал). И об отце своём — тоже. В общем, обыкновенная свободская шпана.

Не раздумывая, на улыбчивое приглашение Серёги зайти в гости на «банкет», я ответил резким отказом. Однако это Рыжего не смутило.

— Да ты чево, Рязан, в натуре, как целка ломаешься. Сёдня у меня день рождения. Устроим пацанский «банкет». По стакану чая со сладиньким.

Такой нахрап несколько смутил меня, и пришлось как бы защищаться:

— Мне, Серёга, извини, некогда. С Нового года дома не был. Я пришёл повидаться с родителями со смолинского завода. А завтра вторая — моя — смена, — ответил я достаточно твёрдо, но спокойно, без спора — не хотелось наживать в Серёге врага. Тем более зная его вздорность и злобность.

— Обижаешь, начальник. Ишачить тебе завтра, а ты отказную сёдня даёшь, уважить не хотишь в прозьбе заканать на стакан чайку с сладиньким пошвыркать, [513] Пошвыркать — попить, швыркать — пить (просторечие). — нажимал Рыжий.

— Пойми, Серёга, меня мать с Нового года не видела, на праздник ждала — мать она мне всё-таки. А я по друзьям-товарищам буду шаландаться. [514] Шаландаться — шляться (просторечие). Да и не был я у тебя никогда. Ведь мы почти незнакомы, — отнекивался я. — С чего ради я к тебе заявлюсь?