Михаил Гиголашвили - Чертово колесо

— Ты взял альбом? — Нугзар выдернул его с матраса и швырнул о стену.

Норби утробно ойкнул и молча сполз по стене. Нугзар схватил его за грудки, стал бить по щекам:

— Очнись! Говори! Ты взял альбом? Куда ты его дел? Где альбом? Эй!

Норби обмяк и блеял что-то невразумительное, вяло качая головой под пощечинами:

— Ноу, ноу… Йес…

Нугзар бросил его, побежал обратно к шкафу. Внутри все горело, жало, гудело. Стал рыться в вещах. Вывернул сумку — пусто. Лихорадочно полистал Библию, вчера же тут было, было! Но опомнился: нет альбома! Пьяница вынес и продал! Или сменял! Откуда вдруг «Корн» и чипе? А кому продал?

Он схватил финку. Норби сжался в углу и широко открытыми глазами взирал на нож.

— Норби, там была одна очень ценная марка! — пряча нож за спину, лихорадочно забормотал Нугзар, цепляясь за соломинки. — Я тебя не трону, скажи только — кому ты отдал альбом?! Где?! Кому?! В каком магазине? — с последней надеждой закричал он. — Здесь?! На улице?!

— Ноу, ноу, — залепетал, как ветка перед ливнем, Норби, в ужасе заглядывая Нугзару за спину, на нож. — Не знаю… Тут, на улице… Кто-то на велосипеде… Я сказал — тридцать гульденов, он дал семнадцать… И взял… и все…

— Кто он?

— Не знаю… Человек… Не убивай! Прости! — стал он обнимать ноги Нугзара.

Поборов желание воткнуть финку в эту патлатую сальную голову, Нугзар ушел в свою комнату и с досады швырнул нож, который задрожал в дверце шкафа. Постоял, посмотрел на дрожь рукояти… Вернулся к Норби.

— Как он выглядит? Какой он? Белый? Черный? Желтый? Красный?

— Не знаю… Серый… — плаксиво ответил Норби, не вылезая из угла.

Нугзар нагнулся за бутылкой (Норби отпрянул к стене) и отпил из горлышка несколько глотков.

«И все это — тоже моя вина! Знал же, что он — алкаш! И один раз уже шмонал мою комнату! Я полный идиот, кретин!»

Норби тоже потянулся к бутылке, в глазах его стояли слезы. Нугзар без сил осел на пол, уставился невидяще в зеленый глазок магнитофона… Слушал кряхтенье Норби, бульканье шнапса и тупо думал о том, что все надо начинать сначала… У него по лицу тоже потекли слезы. Так, плача и не говоря ни слова, они допили бутылку и сидели до тех пор, пока от Норби не поползло пятно, воняющее мочой.

Нугзар, брезгливо отодвинув хозяина, ушел. В комнате слепо огляделся. Сел за стол и положил лоб на черный кожаный переплет Библии, холодивший кожу.

Он сидел так около часа.

Потом голову поднял Кока Гамрекели, нищий студент…

Рано утром случилось такое, о чем Гоглик и мечтать не мог, сидя за вялым завтраком — вдруг позвонила Ната! Сама! И скороговоркой сообщила, что в школу из-за химии идти не хочет и будет ждать за углом.

— Мне вчера тетя сто рублей подарила. Можем куда-нибудь пойти, в приличное место.

— На фуникулере давно не были, — радостно напомнил Гоглик (как заманчиво закатиться куда-нибудь подальше от тупорылого физрука, брюзги-завхоза, плюгавого химика, истерички-биологички. Туда, где нет рыков завуча и писка негодяев, посмевших явиться без сменной обуви!).

Бросив чай, Гоглик тайком прошмыгнул в комнату отца, к полке, где обычно лежала рукопись. Так и есть — еще несколько листов. С потолка они валятся, что ли?.. Отца двое суток дома нету. Кто же их принес?

В портфеле уже с вечера заготовлено все необходимое: магнитофончик с наушниками, кассеты, отвертка-заточка, открывалка, зажигалка, пачка сигарет «Космос» (все мальчики их класса начали разом курить в последний четверг, в раздевалке, после физкультуры). Мельком обшарив карманы плащей и курток и выудив одну черную мелочь, Гоглик с огорченным ворчаньем юркнул в дверь и припустил по лестнице.

За углом стояла незнакомая красавица. Он оглянулся — где Ната? Незнакомка засмеялась:

— Не узнаешь?

Гоглик обомлел. Это была она, но с новой прической, в модных шмотках, даже на каблуках и чуть подкрашена!..

— Тетя из поездки привезла. Идет? — спросила она, отдавая ему портфель.

— Идет?.. Куда?.. — не понял он, жадно осматривая ее и стыдясь своих затасканных штанов и сомнительных тапочек.

— Не куда, а мне идет? Лови такси!

— Далеко едем, молодые люди? — спросил шофер. — А деньги у вас есть?

— К фуникулеру, пожалуйста! — ответила Ната и с заднего сиденья по-взрослому заглянула в переднее зеркальце — помада не размазана? — И деньги у нас есть.

Вот синеет здание фуникулера. Внутри, как всегда, бодро пахнет опилками, машинным маслом, сосной и свежим ветром от медленного огромного колеса с толстенными тросами. Гулко шлепает тряпкой уборщица, гомонят дети, родители жужжат возле кассы. Гид, бойкий юноша, веселит туристов рассказом о том, как инженер-бельгиец, автора проекта, в ночь перед пуском перепроверил расчеты, нашел ошибку и, не дожидаясь утра и позора, застрелился, а вагончики бегают до сих пор, с тысяча девятьсот шестнадцатого года, только иногда пьяные выпадают или старушки калечатся, потянувшись из кабинки за веткой, поэтому просьба не высовываться.