Димфна Кьюсак - Солнце – это еще не все

Элис смотрела на него с недоумением.

– Но ведь это нелепо! Как если бы мы не считали австралийцами всех иммигрантов: англичан, ирландцев, шотландцев и всех прочих.

– Здесь нет ничего нелепого. Строго говоря, у евреев вообще нет родины.

– Но Мандели считали Австрию своей родиной.

– Считали или не считали, а факт остается фактом. И потому, моя дорогая Элис, Манделей мы в ресторан приглашать не будем. Не будем.

Заметив ее изумление, он стиснул ее колено.

– Liebe Alice! [15]Вы так еще наивны! Мне доставит огромное наслаждение обучать вас всему.

Он улыбнулся своей медленной улыбкой, которая ее покорила, и запел:

А Мартин тем временем подводил «Керему» к причалу.

Вечер в Клубе земляков доставил Карлу огромное удовольствие; во всяком случае, он уселся за стол завтракать, распевая во весь голос. Лучи утреннего солнца падали на его лиловый халат, на стакан с соком грейпфрута в его руке, на пурпурные георгины в вазе позади него. На этом фоне его смуглое лицо, обрамленное черной бородой, казалось порождением чего-то варварского.

Иоганн сам не знал, почему ему в голову пришло именно это слово. Возможно, эти яркие тона высвободили нечто действительно варварское в натуре Карла, скрываемое обычным костюмом. И конечно, дело не только в его бородатом лице или чувственных губах, на которых блестят капельки сока. Когда-нибудь он использует это сочетание цветов: лиловый, красный, желтый на фоне темно-синей драпировки, но без человеческой фигуры. «Писать портреты мне еще рано, – сказал он самому себе. – Но если бы мне пришлось изобразить его, я бы выявил те черты корсара, пирата, разбойника, которые прячутся под его внешним лоском».

– У меня для тебя хорошие новости! – сказал Карл, поставив на стол пустой стакан. – Я говорил с влиятельными людьми о том, что ты хочешь заниматься искусством.

Иоганн вздрогнул, будто кто-то подслушал его самую сокровенную мысль. Потом ощутил привычное раздражение из-за той интонации, с какой дядя произносил слово «искусство». Иоганна всегда раздражали люди, рассуждающие об искусстве, ничего в нем не смысля. Он потупил глаза в стакан, извлекая ложкой последнюю дольку грейпфрута, и промолчал.

Карл откинулся назад вместе со стулом и позвал миссис Шмидт. Опираясь руками о край стола, он улыбнулся племяннику.

– Твой дядя не такой уж обыватель, каким ты его считаешь. Нет, нет, не возражай! Это я читаю на твоем лице всякий раз, как только речь заходит об искусстве. Но я не так безнадежен. Возможно, я не специалист, но я тоже кое в чем разбираюсь и у меня есть друзья-художники, которые полагают, что тебя может заинтересовать отделение современного искусства при новом университете.

– Какое это имеет ко мне отношение? – Иоганн даже не пытался скрыть раздражение в голосе.

– Самое непосредственное. Я рассчитываю с помощью этих друзей устроить тебя туда консультантом.

– Я недостаточно компетентен, чтобы кого-нибудь консультировать.

– Они не разберутся!

И стул водворился на прежнее место, так как миссис Шмидт поставила перед Карлом тарелку с солидной порцией ветчины и сосисок для утренней заправки.

– Как это ни странно, но имя твоего отца оказало тебе большую услугу. Бедный старина Иоганн! Вот уж не ожидал, что его слава дойдет до этих провинциалов.

– Ну и что я должен делать? – запальчиво ответил Иоганн, уязвленный словами дяди. – Рассказывать им, что мой отец подвергался преследованиям, что его полотна были вышвырнуты из картинных галерей Германии и лучшие уничтожены, а его самого насильно послали на войну, которую он осуждал?

– Все это давно позади, и не стоит ворошить прошлое. Да, твоему отцу действительно не повезло, и сейчас я об этом очень сожалею, по тогда ни я, ни другие члены нашей семьи не могли ему помочь. Твой отец был большим упрямцем. – Карл громко расхохотался. – Как бы гордилась твоя бедная мать, если бы узнала, что сегодня имя Иоганна Фишера открыло тебе путь к успеху в чужой стране. Имя твоего отца произвело большое впечатление на моих друзей, а когда я сказал, что ты тоже художник, это их очень заинтересовало.

– До отца мне далеко. И пишу я еще по-ученически.

Карл отмахнулся от этого возражения.

– Не имеет никакого значения.

– Прежде всего я должен сказать вам, что я решил изменить свое имя на Джон. Я не хочу спекулировать на славе моего отца.

– Идеализм и блажь! Впрочем, неплохая идея. Тебе будет легче войти в их среду, хотя теперь, когда каждый пятый в этой стране – иммигрант, австралийцы утрачивают свою британскую подозрительность к иностранным именам. Та работа, которую имеют в виду мои друзья…