Андрей Караулов - Русское солнце

Читать книги Президент Ельцин не любил. Он вообще не любил читать. В Кремле знали: бумаги, которые идут к Ельцину, должны быть короткими, три-четыре фразы, максимум — пять.

Нет уж: коротко писать Бурбулис не умел.

Ельцин взял в руки красивый компьютерный текст и ещё раз прочитал слова, подчеркнутые Бурбулисом: «Совершенно очевидно, что, столкнувшись с фактом создания нового Союза, Президент СССР будет вынужден немедленно подать в отставку…»

«Правильно, — подумал Ельцин, — удар поддых. Три республики сразу, одним махом, образуют новое государство — Союз Независимых Государств, как пишет Бурбулис, хотя о названии, конечно, надо будет подумать. А может быть, не три, может быть, и больше… Назарбаев, Снегур… — хотя Назарбаев маму родную продаст, это точно. Назарбаев очень хотел, чтобы Горбачев сделал его вице-президентом (была такая идея), потом — премьер-министром, Горбачев не возражал, хотя и думал в то время об Александре Яковлеве, потом — о Собчаке. Нет, Нурсултан Абишевич всегда будет крутиться между ним и Горбачевым как соленый заяц — вот хитрый казах!»

Ельцин встал и подошел к окну. Ночью Кремль был чуден, красив и казался большой игрушкой.

«Как страшно…» — подумал Ельцин.

Он тихо смотрел в окно. Отъехала чья-то «Волга», и Ивановская площадь совсем опустела.

Ельцину было стыдно. Ельцину было стыдно за самого себя. Как человек, как мужик, он был сильнее и решительнее, чем Горбачев, но Горбачев в Кремле был как рыба в воде, а Ельцин — как слон в посудной лавке. Горбачев позорил Ельцина несколько раз; сначала — октябрьский пленум, потом — кино о его поездке в Америку и, наконец, случай на Успенских дачах, когда Ельцину пришлось соврать, что его столкнули в водоем. Отбиваясь от Горбачева и КГБ, Ельцин вдруг догадался что он, Ельцин, не очень умен. Страх снова, ещё раз, оказаться в дураках был у него так силен, что превратился в комплекс: не напороть бы.

Документ лежал на столе. Ельцин знал, что Бурбулис — рядом, у себя в кабинете; по вечерам Бурбулис никогда не уезжал раньше, чем Президент…

Горбачев, Горбачев не давал Ельцину покоя, Ельцин его ненавидел. Президент России любил и умел мстить. А мстить было за что…

В 87-м, после пленума, Ельцин оказался в больнице. Здесь ему все время давали какие-то таблетки. Убить не могли, нет, но отравить мозг, сделать из него придурка — запросто. А странная катастрофа под Барселоной, когда маленький самолет, в котором летел Ельцин, вдруг грохнулся на землю? Ради бога… — все претензии к испанскому летчику, нечего летать на частных самолетах!

Ельцин смотрел на Ивановскую площадь. Он так и не привык к Кремлю — не смог.

«Вот ведь… Иван Грозный ходил по этим камням…»

Ночи в Кремле были очень красивы.

Ельцин любил власть, любил побеждать. Чтобы побеждать, ему нужны были враги. Всегда нужны! Ельцин умел побеждать, но он не умел руководить. Он умел отдавать приказы. Он умел снимать с работы. Стиль руководства Ельцина сформировался на стройке, потом в обкоме; других «университетов» у Ельцина не было.

Он вернулся к столу. Прямо перед ним в огромной раме чернела картина: река, обрыв и два дерева, похожих на виселицу.

«Надо будет снять», — подумал Ельцин. Странно: он уже месяц в этом кабинете, а картину — не замечал.

Ельцин нажал кнопку селектора. Правое ухо у Ельцина было абсолютно мертвое (простудился в Свердловске), и, как все плохо слышащие люди, он говорил очень громко.

— Геннадий Эдуардович… я посмотрел… наработки. План хороший. Но… — Ельцин помедлил, — мало что получится… я думаю.

Бурбулис стал что-то быстро-быстро говорить, но Ельцин тут же закончил разговор:

— И… знаете что?.. Идите домой…

Он положил трубку. На часах половина первого.

Ельцин встал, подошел к окну, отодвинул штору и прижался лбом к холодному стеклу.

Ельцин не мог разрушить Советский Союз, не мог. В Свердловске он приезжал в обком к девяти утра, в Москве было семь; рабочий день Ельцина состоял из бесконечных звонков по ВЧ, совещаний и просто разговоров, за которыми он, первый секретарь обкома, постоянно чувствовал эту колоссальную силу — СССР. Брежнев звонил редко, с утра, говорил, как правило, одну и ту же фразу: «Знаешь, хочу с тобой посоветоваться…» Первые секретари не сомневались, что это такой прием, Брежнев ужасно хотел, чтобы его любили, он умел заводить друзей, что, разумеется, не мешало ему (когда нужно) выкидывать их из их кабинетов. И все-таки было приятно: тебе из Москвы звонит Генеральный секретарь, советуется…