Андрей Караулов - Русское солнце

А что, в самом деле: может, он и впрямь на рельсы ляжет, если цены поднимутся?

Ельцину не верили, но смотрели на него с интересом.

Атмосфера в государстве была дохлая. Народ настолько от всего охренел, что перестал сочинять анекдоты.

Птица-тройка, воспетая Гоголем, так получила плетью наотмашь, что упала на колени и уткнулась в грязь. Все радовались перестройке, но никто, даже такой «коллекционер жизни», как Евгений Евтушенко, не мог объяснить, почему для того, чтобы выпустить из тюрем диссидентов, разрешить читать все, что хочется читать, и вернуть в Россию Ростроповича с супругой, надо было разрушить экономику, остановить заводы, создать безработицу и перестать сеять хлеб.

А тут ещё ГКЧП, заговор идиотов с целью оказаться в тюрьме.

Народ перестал интересоваться жизнью.

По вечерам на улицах Москвы играли нищие оркестры. Трубы выдували «Прощание славянки», били литавры, как на похоронах.

Приближалась зима.

Когда Руцкой с автоматом наперевес поднялся на второй этаж его дачи в Форосе, он был в коридоре. Раиса Максимовна ужасно нервничала; в этот момент её левая рука повисла как плеть, левый глаз полностью ослеп.

— Ну что, Саша… вы и меня хотите арестовать? — спросил он.

Какая глупость, черт подери, — зачем, зачем он это сказал?

Вторая глупость: Вольский. На кой черт, спрашивается, он ему звонил?

Все знают, что 18-го, в три часа дня гэкачеписты отключили на даче связь. На даче — да, но не в домике охраны. Горбачев сделал несколько звонков, раньше других он нашел Вольского:

— Аркадий, по радио скажут, что Горбачев болен, но ты-то знай, что я здоров!

Позвонить, чтобы ничего не сказать…

А можно было бы позвонить Бушу, Колю, в ООН…

«По радио скажут…»

Горбачев не спал и крутился с боку на бок. Почему он не послушал Метлока, посла Америки? Гаврила Попов (с помощью, видно, КГБ Москвы) узнал о ГКЧП за две с лишним недели. Потом понял, что в Кремле ему не поверят. Попов подговорил Метлока, и тот сразу добился встречи, рассказал ему все как есть… — а он смеялся Метлоку в лицо, просто… как дурак… смеялся! Форос, чертов Форос… — да, боялся, боялся… ну и что? Никто ничего не докажет, никто. Где доказательства? Нет доказательств! Ну и все, остальное — брехня!

Он знал, что Ельцин не станет, не захочет связывать его с Форосом — это глупо. Но сегодня к Горбачеву ещё раз приходил следователь Лисов. Второй допрос (в отличие от предыдущего) Горбачеву не понравился. Да, в домике охраны работал телефон, то есть связь — была. Да, в его машинах, стоявших в гараже, находились все виды спутниковой связи — сорви бумажку с ворот (ворота были опечатаны бумажкой) и звони кому хочешь, — пожалуйста! Да, личная охрана, двадцать с лишним человек, остались верны Президенту страны; у них никто не отобрал табельное оружие, более того, все они вооружились «калашниковыми» и были готовы на любой прорыв, ребята подготовленные. В конце концов, Анатолий, его зять… да кто угодно, любой, самый верный парень из охраны, мог запросто перемахнуть через забор (территория дачи — огромная, легко затеряться) и сообщить миру о здоровье Президента, передать любое его обращение. Вместо этого 20-го, перед тем как заснуть, Горбачев, по совету Раисы Максимовны, записал на любительскую камеру свое слово к народам мира и тут же положил кассету… к себе в портфель. Куда торопиться?! Потом текст переписали ещё раз, потому что Анатолий схватил первую попавшуюся кассету: «9 1/2 недель», эротический фильм Лайна. В тот момент, когда Микки Рурк проводил кусочком льда по животу голой Ким Бессинджер, в кадре появлялся Горбачев: «Я хочу обратиться ко всем людям доброй воли!..»

Самое главное: Лисов уже знал, а Горбачев подтвердил: после того как друзья-заговорщики объявили ему о ГКЧП, он (на прощание) крепко пожал им руки и задумчиво произнес: «Кто знает, может, у вас и впрямь что-то получится…»

Горбачеву не спалось — дрожали нервы.

После Фороса Ельцин стал главным человеком в государстве, — это значит, что рано или поздно Ельцин выкинет его из Кремля.

Если рано, то когда?

Горбачев зажег лампу и вдруг почувствовал, что он хочет есть. В-вот ведь… — сейчас это проблема: нужно вызывать охрану, она свяжется с дежурной сестрой-хозяйкой, — короче, через полчаса, не раньше, он получит бутерброд. Можно, правда, поднять с постели Ирину, дочь, но Горбачев не мог вспомнить, была ли Ирина на даче. Днем она ездила в ЦКБ, навещала мать, оттуда звонила ему на работу: дела у Раисы Максимовны были… хуже не придумаешь.