Димфна Кьюсак: Солнце – это еще не все

Одним из первых выстрелов меня ранило в руку. Я скатился в канаву и притворился мертвым. Немцы несколько раз выстрелили в мою сторону и ушли.

Когда наступила ночь, брат Марии, Родерико – это он минировал железнодорожный путь, а потом спрятался в лесочке неподалеку, – вышел из своего укрытия и отвел меня к партизанам.

Вам никогда не приходилось слышать об итальянских партизанах, мистер Белфорд? И всем остальным тоже? – Сноу окинул присутствующих хмурым взглядом. – Ну, конечно. Здесь о них не говорят. Здесь только прохаживаются на их счет: итальяшки – никудышные вояки! Мы, австралийцы, не хотим знать о том, что семьдесят тысяч итальянцев отдали свою жизнь, чтобы помочь нам выиграть эту войну. Поверьте мне, они умели драться, когда было за что. Те люди, к которым я попал – мужчины и женщины, – все были героями.

Меня выходило семейство Марии. Черт возьми, какие люди были эти Росси! В доме у них имелся подвал, и партизаны свободно приходили и уходили через подземный ход, который выводил в склеп на кладбище. Священник тоже помогал партизанам.

В тот первый день в маленьком тесном домике Росси были, кроме меня, английский летчик, француз, ирландец, солдат из Южно-Африканского Союза, дезертир из фашистской армии и русский, которому удалось бежать из плена. Мы называли себя Малой Лигой наций.

И конечно, вы не слыхали о том, сколько солдат союзных армий были спасены итальянскими семьями, которые с риском для жизни давали им убежище. Так, например, поступили Росси, эти крестьяне, в бедной горной деревушке, такой маленькой, что ее нет ни на одной карте. Когда-то предкам Марии пришлось таскать землю в корзинах из долины в горы, чтобы создать искусственные поля на горных склонах. Маленькие, темные каменные домишки, каменная церквушка. Они были очень бедны и трудолюбивы, но все сражались как герои.

Пронесся слух, что немцы посылают карательную экспедицию за нападения на поезда. И я ушел с партизанским отрядом в горы.

Мы не очень опасались за хозяев. До сих пор в этом районе никаких акций против гражданского населения не было. Шла война, жестокая и беспощадная, но воевали не с гражданским населением.

Три дня спустя, когда мы вернулись в дом Росси, мы нашли в живых только Марию. Особый отряд эсэсовцев под командой оберштурмбаннфюрера фон Липаха уничтожил все население этой деревни. Женщин, старых и молодых, детей, грудных младенцев и дряхлых стариков, которые не могли оказать сопротивление или бежать. Эсэсовцы сожгли дом Росси и еще несколько домов, но потом им это надоело, и они согнали всех, кто еще остался в живых, в церковь вместе сo священником и двумя монахинями.

Когда-то, в годы депрессии, я работал на бойне – там смерть скота была оправдана. Здесь же было тупое и бессмысленное истребление.

Его работа. В ризнице мы увидели обнаженное тело молодой монахини, ее изнасиловали и убили. Священника застрелили у алтаря: он стоял на коленях – по-видимому, молился.

Когда молодчики фон Липаха и этим пресытились, они заперли всех в церкви, бросили в окно гранаты, а церковь подожгли.

Повсюду валялись тела убитых и замученных. Би-би-си назвала эту расправу в Марзобово одним из самых отвратительных и жестоких преступлений, совершенных немецкими и итальянскими фашистами.

Вы скажете, что и это не доказательство, потому что сам я не видел, как он убил тысячу восемьсот крестьян – именно столько было уничтожено за одну неделю в районе горной деревушки Марзобово. Но он командовал отрядом. Это он отдавал приказы и сам подавал своим солдатам пример; и только одному богу известно, скольких он убил своими руками. За зверства в Марзобово Гитлер наградил его «дубовыми листьями» в придачу к Железному кресту, полученному за Карловац. Комиссия по расследованию преступлений военного времени предала суду вожаков этой банды: одни были приговорены к смерти, другие – к пожизненному тюремному заключению. Мария выступала на суде свидетельницей. Разве этого не достаточно?

Восемь месяцев мы с ней сражались в партизанском отряде. Мария была лучшим солдатом, чем я, и она трижды нападала на след фон Липаха, но ему всякий раз удавалось ускользнуть, а потом он и вовсе удрал из Италии, когда нацистские армии стали отступать. Он бежал с какой-то графиней-фашисткой и, разумеется, под чужим именем – без труда получив визу там же, где Эйхман получил свою. Он прожил на двадцать лет больше, чем Росси. Неужели вы думаете, что мы его теперь отпустим?