Олег Егоров - Казейник Анкенвоя

- Кто ж останется?

- Ты о чем, святой отец?

Могила, осушив стакан и мало-мало протрезвев, обернулся на мой вопрос.

- Если ни семитов, ни антисемитов не будет, кто ж останется?

- Демагогия, - вставил свое веское слово Хомяк, и, поддернув манжет с золотой запонкой, оценил свои наручные часы. - Пора на встречу с избирателями.

Бургомистр, пошатнувшись, встал из-за стола и затем довольно прямо выкатился из буксира на природу. Зайцев метнулся было следом, но его придержала Вика-Смерть.

- Мнение кардинала о центральной славянской идее сам отредактируешь в духе русско-немецкой сплоченности. Гранки мне пришлешь.

Зайцев пробормотал что-то согласное и умчался догонять политическую верхушку.

- А кто здесь кардинал? - проявил тактичное любопытство Глухих, снизывая на тарелки печеный картофель.

Картофель был доставлен татарином из камбуза на витых покрытых сажею шампурах.

- Нашего пастора в сан возвели. За разоблачение главаря зеленых идеологов Пушкина, - пояснила Вика-Смерть.

- Так ты же какой теперь веры, бачка, протестант или католический?

- Борису Александровичу видней, - обжигая подушки, я принялся чистить печеную картофелину. Боковым зрением заметил, как вздрогнула Вика-Смерть. Альбинос, однако, встретил мое замечание равнодушно. «Возможно, и не знает он, кто сей Борис Александрович. Возможно, знает он своего хозяина под именем какого-нибудь Йозефа Генриховича Цорка, - Я проследил, окунувши в солонку рассыпчатую картофелину, между прочим, за безмятежным убийцей. - Но, возможно, и знает под именем подлинным. Иначе спросил бы, что за Борис такой Александрович. Но, возможно, и не спросил по соображениям иного толка. Дальнейших пояснений ожидает. Могила умеет ждать. Он тоже, наверняка, заметил реакцию Виктории. Кукиш ему, а не дальнейших пояснений».

- Может, мы тет-а-тет поговорим? - спросила напряженно Гусева, добывая из сумочки тонкие дамские сигареты. - Отойдем. Здесь есть…

Подбирая русский синоним корабельному будуару, Вика замешкалась.

- Отхожее место, - подсказал я, добивая вторую картофелину. - Идем, коли так.

Она привела меня в какой-то матросский кубрик, переделанный под лупанарий. В основном, за счет огромной трехметровой кровати с водяным матрацем, зеркального потолка и матерчатой обивки стен с пурпурным орнаментом.

Когда Гусева села на кровать, застеленную шелковой черной простынкой, матрас под нею заколыхался.

- Я всего лишь секретарь, - сразу объявила мне Виктория, по возможности сокращая свою роль в Казейнике.

- Ростов не держит «всего лишь секретарей».

- Ну, хорошо. Когда у него возникает потребность в женщине, естественно…

- Лжешь, - перебил я Гусеву. - Ростов до тебя не опустится. Он мужчина со вкусом.

Виктория злобно глянула на меня, отвернулась и прикурила сигаретку.

- Ты просто жалкий импотент, - ответила, выпуская в сторону дым.

- Лжешь. Я был и остался верный поклонник твоих прелестей. Но я вульгарней Бориса Александровича. На меня легче угодить.

Гусева медленно, пуговку за пуговкой, приступила к расстежке длинного кожаного платья с глухим воротом. Пуговок было много. Она откинулась на жидкий матрац. Я с любопытством наблюдал, как платье обнажает ее натуру.

Стриптиз, все-таки.

- Завтра к Ростову меня отведешь, - предупредил я Викторию, когда она медленно раздвинула полные свои ноги, и покинул бордель.

Кают-компания в мое отсутствие умножилась дежурным, судя по черной повязке с желтой буквой «С» на рукаве, офицером Перцем, который только что закончил доклад непосредственному начальству о ЧП в расположении славянской роты. Начальство протирало кулаками выступившие от смеха слезы. Даже Герман ухмылялся.

- Ой, не могу! - всхлипывал Могила. - И, значит, Лавр этой сучке при всей честной компании сапогом по яйцам заехал? И крепко заехал?

Перец мял в руках форменный картуз, не понимая, отчего его донесение вызвало такое бурную реакцию за столом. «Удалась Вьюну постановка, - решил я, присев на ящик и доедая картофельный шашлык. - Реабилитировал себя Лаврентий в глазах уголовника. Хорошо. Теперь Могила отцепится от штык-юнкера».

- Многое пропустили, ваше преосвященство! – альбинос хлопнул меня по плечу.

- Знаю. Герман, тебя Виктория зовет.

- Зачем зовет?

- Платье застегнуть.

- Как хочет, - Глухих надернул майку на проступившее волосатое чрево, и поплелся в соседний отсек.

- Молоток Лаврентий? - альбинос налил мне в пиалу из чайничка татарской сивухи. - Мне-то лапшу навешали, типа служка не служка у тебя, а конь со стальными яйцами.