Хочу сварить тебе paгy,
Но у меня нет кастрюли.
Хочу связать тебе шарф,
Но у меня пряжи нет.
Хочу написать для тебя стихи,
Но нет у меня ручки.
— Песня называется «У меня ничего нет», — пояснила Мидори. — Ужасные стихи, как и музыка, впрочем.
Слушая ее нелепое пение, я размышлял: если огонь перекинется на заправку — взлетит дом Мидори на воздух или нет? Устав петь, она отложила гитару и, как кошка на солнцепеке, прильнула к моему плечу.
— Как тебе моя песня?
— Уникальная и оригинальная. Хорошо проявляет твой характер, — осторожно ответил я.
— Спасибо. «Ничего нет» — тема такая.
— Кажется, я понимаю, — кивнул я.
— Знаешь, когда умерла мама… — Она повернулась ко мне.
— И что?
— Мне ни чуточку не было грустно.
— Ну и?
— Уехал отец, и я совсем о нем не жалела.
— Серьезно?
— Серьезно. Дико, да? Бессердечно?
— Но ведь тому… есть разные причины.
— Пожалуй. Действительно, много чего… по-своему запутанного. В нашей семье. Но знаешь, я вот что думаю. Что бы там ни было, когда умирает родная мать, уезжает родной отец, хоть чуточку должно же быть грустно? Но не мне — все бесполезно. Ничего не чувствую. Ни грусти, ни печали, ни горечи. И совсем никаких воспоминаний. Только снится иногда. Появляется мать, зловеще смотрит на меня из темноты и упрекает: «Поди рада моей смерти?» С чего это мне радоваться? Все-таки мать. Просто ее почти не жаль. Честно говоря, на похоронах я не проронила ни слезинки. А когда в детстве сдохла наша кошка, рыдала целый день…
«Откуда столько дыма, — подумал я. — Пламени не видно, пожар не расширяется, а дым валит. Что может так долго гореть?»
— …но это не только по моей вине. Да, где-то я черствая, признаю. Если бы они — родители — любили меня чуточку сильнее, я бы выросла более отзывчивой. И тогда мне было бы еще грустнее.
— Считаешь, тебя недолюбили?
Она склонила голову, посмотрела на меня и кивнула.
— Где-то между «не достаточно» и «совсем не любили». Мне всегда не хватало. Хоть бы раз насытиться родительской любовью: «Спасибо, хватит, больше некуда». Один раз. Хотя бы один раз. Но ничего подобного от них так и не дождалась. Они считали, что нельзя баловать, бурчали, что и так сплошные расходы. Постоянно. И вот что я тогда решила: «Сама, своими силами найду человека, который будет круглый год любить меня на все сто процентов». Сколько мне тогда было? Лет одиннадцать-двенадцать.
— Здорово, — восхищенно сказал я. — И как результаты?
— Не так все просто, — ответила Мидори и некоторое время смотрела на клубы дыма. — Видимо, так долго ждала, что со временем слишком задрала планку. Сложность в том, что теперь я мечтаю об идеале.
— Об идеальной любви?
— Чего? Даже я до такого не додумалась. Мне нужен просто эгоизм. Идеальный эгоизм. Например, сейчас я скажу тебе, что хочу съесть пирожное с клубникой. Ты все бросаешь и мчишься его покупать. Запыхавшийся, приносишь мне пирожное, а я говорю, что мне уже расхотелось, и выбрасываю его в окно. Вот что мне сейчас нужно.
— Да это, похоже, к любви не имеет никакого отношения, — растерянно сказал я.
— Имеет. Только ты об этом не догадываешься, — ответила Мидори. — Бывает время, когда для девчонок это очень важно.
— Выбросить пирожное в окно?
— Да. Хочу, чтобы мой парень сказал так: «Понял. Мидори, я все понял. Должен был сам догадаться, что ты расхочешь пирожное с клубникой. Я круглый идиот и жалкий дурак. Поэтому я сбегаю и найду тебе что-нибудь другое. Что ты хочешь? Шоколадный мусс? Или чизкейк?»
— И что будет?
— Я полюблю такого человека.
— Бессмыслица какая-то.
— Но для меня это — любовь. Никто, правда, не может этого понять. — Мидори слегка кивнула сама себе, прижавшись к моему плечу. — Для некоторых любовь начинается с пустяка, даже с какой-нибудь банальности. Но не будет ее — не возникнет любви.
— Впервые вижу девчонку с такими мыслями.
— Не ты первый мне об этом говоришь, — заметила она, теребя заусенцы. — Но я на самом деле так считаю. И честно тебе рассказываю. Мне кажется, я не слишком отличаюсь от других, — по крайней мере, никогда к этому не стремилась. Но стоит серьезно об этом заговорить, и все решают, что я либо шучу, либо разыгрываю сцену. К тому же, иногда мне все это надоедает.
— Поэтому ты собираешься сгореть при пожаре?
— Нет, тут другое: простое любопытство.
— Умереть во время пожара?
— Да нет же! Я хотела увидеть твою реакцию. Но и умереть ничуть не страшно. Правда. Задохнуться от дыма, потерять сознание и просто умереть. Мгновенно. Нисколечко не страшно. По сравнению с тем, что я видела, когда умирала мама и некоторые родственники. Знаешь, у нас ведь все родственники умирают после тяжелых болезней — как бы избавляются от мук. Такая у нас кровь. Причем, все умирают долго. В конце уже никто не знает, живой человек или уже умер. Под конец в сознании остаются только боль и мучения.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу