Харуки Мураками - Норвежский лес

— Вон в чем дело, — сказал я. Она с интересом следила за тем, как я доедаю омлет. — Тебя там не потеряют? — спросил я, показав на ее спутников.

— В общем-то, нет. Принесут еду — вернусь. Может, я мешаю тебе есть?

— Так ведь я уже доел, — сказал я и, видя, что она не собирается возвращаться за свой столик, заказал кофе. Хозяйка унесла тарелки и поставила мне сахар и сливки.

— А почему ты на лекции не отозвался на перекличке? Твоя же фамилия — Ватанабэ? Ватанабэ Тоору.

— Да.

— Тогда почему ты промолчал?

— Сегодня не хотелось отвечать.

Она сняла очки, положила их на стол и впилась в меня взглядом, будто заглядывая в клетку с редкими животными.

— «Сегодня не хотелось отвечать», — повторила она. — Ты говоришь, как Хамфри Богарт. Спокойно и уверенно.

— Да ну? Я обычный. Таких, как я — пруд пруди.

Хозяйка принесла мне кофе. Сахар и сливки я добавлять не стал, а принялся отхлебывать его мелкими глотками.

— Ого. Ты тоже пьешь без сахара и сливок.

— Просто не люблю сладкое. Ты меня с кем-то путаешь.

— Почему ты такой загорелый?

— Две недели путешествовал пешком. То там, то здесь. Брал с собой рюкзак и спальник. Вот и загорел.

— И где бывал?

— От Канадзавы до полуострова Ното, и дальше до Ниигаты.

— Один?

— Да, — ответил я. — Но иногда случались попутчики.

— Как романтично. Познакомиться в пути с девчонкой…

— Романтично? — воскликнул я. — Слушай, ты явно заблуждаешься. Где и как может человек со спальником за спиной и густой щетиной попасть в романтичную ситуацию?

— А ты всегда путешествуешь один?

— Да.

— Любишь одиночество? — спросила она, подпирая руками щеки. — В одиночку путешествуешь, в одиночку ешь, сидишь на занятиях в стороне от всех.

— Я не люблю одиночество. Просто не завожу лишних знакомств, — сказал я. — Чтобы в людях лишний раз не разочаровываться.

Она зажала зубами дужку очков и сухо повторила:

— «Я не люблю одиночество. Просто не терплю разочарований». Когда соберешься писать мемуары, реплика придется кстати.

— Спасибо.

— Любишь зеленый цвет?

— С чего ты взяла?

— На тебе зеленая тенниска. Потому и спрашиваю, любишь зеленый или как?

— Да, в общем-то, нет. Мне все равно.

— «Да, в общем-то, нет. Мне все равно», — опять повторила она мои слова. — Мне очень нравится, как ты говоришь. Будто красиво штукатуришь стену. Кто-нибудь тебе говорил? Такое?

— Нет, — ответил я.

— Меня зовут Мидори [17] Мидори — по-японски «зеленый, зелень». . Но зеленый цвет совсем не к лицу. Странно, да? Тебе не кажется, что это несправедливо? Словно проклята на всю жизнь… Знаешь, мою старшую сестру зовут Момоко. Чудное́ имя, правда?

— И ей идет розовый [18] Момо — по-японски «персик», розовый цвет. ?

— Еще как. Будто рождена носить все розовое. Видишь, какая несправедливость?

На ее стол принесли еду, и парень в полосатом пиджаке позвал:

— Эй, Мидори, иди есть.

Она повернулась и жестом показала, что поняла.

— Слушай, ты лекции конспектируешь? По «Истории театра II»?

— Да, а что?

— Будь другом, дай списать? Я пропустила две, а в той группе у меня знакомых больше нет.

— Бери, конечно. — Я достал из сумки тетрадь, проверил, нет ли там лишних записей, и передал Мидори.

— Спасибо. Ватанабэ, а ты послезавтра пойдешь в институт?

— Пойду.

— Тогда приходи сюда в двенадцать. Верну тетрадь, заодно угощу тебя обедом. Пищеварение не расстроится, если будешь есть не один?

— С какой стати? — сказал я. — Только не нужно благодарностей. За какой-то конспект.

— Ладно тебе. Я люблю благодарить людей. Ну как, идет? Ты не записал. Не забудешь?

— Не забуду. Послезавтра в двенадцать встречаемся с тобой здесь.

Из-за спины раздалось:

— Эй, иди скорей, а то все остынет.

— Ты давно научился так говорить? — не реагируя на зов, спросила Мидори.

— Наверное, да. Я сам не обращал на это внимания, — ответил я. И действительно, она сказала мне об этом первой.

Мидори о чем-то задумалась, но вскоре улыбнулась, встала и пошла за свой стол. Когда я проходил мимо, она помахала мне. Остальные трое лишь скользнули по мне взглядами.

В среду в двенадцать Мидори в ресторане не появилась. До ее прихода я решил выпить пива, но ресторанчик начал заполняться публикой, и пришлось заказать еду и поесть одному. Когда я закончил, было уже двенадцать тридцать пять, но она так и не пришла. Я расплатился, вышел на улицу и сел на каменную лестницу к маленькому храму, чтобы развеять пивной хмель, а заодно подождать Мидори до часу, но все было тщетно. Так и не дождавшись, я вернулся в институт, почитал в библиотеке книгу, а в два часа пошел на семинар по немецкому.