Джоди Пиколт - Забрать любовь

— Вздор, — ответил Николас.

Разумеется, Пейдж пребывала в полной уверенности, что за все восемь лет Николас так ни разу и не поговорил ни с одним из родителей. Хотя, возможно, она не ошибалась. Произносить какие-то слова не обязательно означало разговаривать . Николас отнюдь не был уверен в том, что ему хочется первым пойти на попятную.

— Мне кажется, — убеждала его Пейдж, — что вам всем пора забыть старые обиды.

Николасу почудилось в этом определенное лицемерие, но Пейдж улыбнулась и взъерошила ему волосы.

— Ты только представь себе, сколько денег мы сэкономим на детских фотографиях, — шепнула она, — если твоя мама начнет общаться с Максом.

Николас откинулся на спинку сиденья. В горячем весеннем небе лениво ползли облака. Когда-то, еще до того, как их жизнь перевернулась с ног на голову, они с Пейдж лежали на берегу Чарльза и смотрели на облака, пытаясь разглядеть в их меняющихся формах какие-то образы. Николас видел только геометрические фигуры — треугольники, дуги и многогранники. Пейдж брала его за руку и его пальцем обводила пушистые края облаков. Смотри, вот индейский вождь. А вон там, слева, велосипед. А это кенгуру. Сначала Николас только смеялся, снова и снова влюбляясь в нее за ее богатое воображение. Но мало-помалу он начинал понимать, о чем она говорит. Ну разумеется, никакая это не дождевая туча. Это густое оперение головного убора вождя племени сиу. А в углу небосвода притаился детеныш кенгуру. Стоило взглянуть на мир ее глазами, и ему открылось очень многое.

— Что с ним?

— Я не знаю. Врач сказал, скорее всего, колики.

— Колики? Но ему уже почти три месяца. Считается, что в этом возрасте колик уже не бывает.

— Вот именно, считается . Врач говорит, что по результатам исследований дети, страдающие от колик, обладают более высоким уровнем интеллекта.

— И это поможет нам избавиться от его воплей?

— Не срывай злость на мне, Николас. Я всего лишь отвечаю на твои вопросы.

— Ты не хочешь его успокоить?

— Дай подумать.

— О господи, Пейдж, если тебе это так трудно, давай я его успокою!

— Не надо. Лежи. Кормить его все равно мне. Тебе вставать нет никакого смысла.

— Вот и хорошо.

— Вот и хорошо.

Николас начал считать, сколько шагов ему потребуется, чтобы перейти через улицу и подойти к дорожке, ведущей к дому. По обе стороны от аккуратных сланцевых плит росли ряды тюльпанов: красные, желтые, белые полосы чередовались в строгом порядке. Его сердце стучало в такт шагам, во рту все пересохло. Он понял, что восемь лет — это очень долго.

Он хотел позвонить, но это означало бы, что он столкнется с кем-то из прислуги. Он вытащил из кармана связку ключей. На медном кольце среди множества больничных ключей прятался старый, потемневший ключ, которым он в последний раз пользовался еще в аспирантуре. Он и сам не понимал, почему до сих пор его не выбросил. Родители тоже не потребовали, чтобы он вернул ключ. Впрочем, иного он от них и не ожидал. Несмотря на разногласия между Николасом Прескоттом и его родителями, обе стороны были обязаны следовать определенному своду правил поведения.

Николас никак не ожидал, что, едва он вставит ключ в замок, его бросит в жар. Внезапно он вспомнил день, когда вывалился из шалаша на дереве и сломал ногу. Кость разорвала кожу и торчала наружу. Он вспомнил, как однажды ночью пришел домой пьяным и, осторожно пробираясь через кухню, случайно забрел в комнату экономки. Он вспомнил утро, когда весь мир лежал у его ног — утро, когда он получил диплом об окончании колледжа. Николас тряхнул головой, прогоняя эмоции, и шагнул в массивный холл.

Опустив голову, он увидел собственное сосредоточенное лицо в черных мраморных плитах пола. Он огляделся. В сверкающих рамках фотографий редких животных на стенах отражались его испуганные глаза. Николас сделал два шага, громом прогремевшие в его ушах, и замер в полной уверенности, что все уже знают о его присутствии. Но никто не вышел ему навстречу. Он бросил пиджак на позолоченный стул и зашагал через холл, направляясь в фотолабораторию.

Астрид Прескотт проявляла снимки обитателей пустынь, кочевого племени Моаб. Ей никак не удавалось получить нужный оттенок красного цвета. Перед ней как наяву стояло облако красноватой пыли, но сколько бы отпечатков она ни сделала, все это было не то. Клубы пыли были недостаточно гневными и не производили на зрителя нужного впечатления. Она положила на стол последнюю серию отпечатков и ущипнула себя за переносицу. Наверное, сейчас ей лучше отдохнуть. Завтра она еще раз попробует добиться желаемого эффекта. Она сдернула несколько обзорных листов с веревки и, обернувшись к двери, увидела сына.