Джоди Пиколт - Забрать любовь

Впрочем, это длилось одно мгновение. Не успела Пейдж его обнять, как он пошатнулся. Она едва удержалась на ногах, но все же ей удалось усадить его на пол, правда, перевернув при этом миску с клюквой. Николас плюхнулся прямо на ягоды, расплющив их и превратив в ярко-красные пятна, подозрительно похожие на пятна крови. Пейдж опустилась на колени рядом с ним.

— Все хорошо, — шептала она, гладя его по голове. — Ты не должен так убиваться. Ты не Господь Бог и не можешь их всех спасти.

Николас смотрел на нее как зачарованный. Перед ним, как будто в дымке, парило лицо ангела. Но у этого ангела было сердце льва. Ему хотелось, чтобы весь остальной мир исчез, чтобы осталась одна Пейдж, чтобы он смог прильнуть к ней и забыть обо всем на свете. Он уронил бутылку, и она с грохотом покатилась по полу, прямо под душистые раскидистые ветви голубой ели. Он привлек жену к себе и вдохнул ее аромат, как глоток кислорода.

— Ты права, не могу, — прошептал он.

Когда Николас надевал смокинг, я готова была сделать для него все, что угодно. И дело было не только в безупречной линии плеч или удивительном контрасте его черных волос с белоснежной рубашкой. Просто от него исходило такое благородство, что мне начинало казаться, что он и родился в смокинге. Где бы он ни был, он немедленно привлекал к себе внимание, не прилагая для этого ни малейших усилий. Всем сразу становилось ясно — перед ними птица высокого полета. Если бы вместо белого халата или операционного костюма он носил на работе смокинг, то его уже давно назначили бы главврачом больницы.

Николас наклонился и поцеловал меня в плечо.

— Привет, — сказал он, — если не ошибаюсь, мы с вами где-то встречались.

— Не ошибаетесь, — улыбнулась я его отражению в зеркале, защелкивая застежку серьги. — Только тогда вы еще не были врачом.

Я уже очень давно не видела Николаса. То есть когда он бывал дома, то или я была на работе, или он спал. Операции, обходы, собрания и политически необходимые обеды поглощали все его время. Вчера у него было ночное дежурство, которому предшествовало тройное аортокоронарное шунтирование и еще какая-то срочная внеплановая операция. За минувшие сутки он ни разу мне не позвонил, и я совершенно не была уверена в том, что он не забыл об этом благотворительном обеде. Я оделась, спустилась вниз и стала дожидаться Николаса.

Я ненавидела наш дом, хотя он был весьма мил и находился в одном из самых престижных районов Кембриджа. Нашими соседями были сплошь юристы и врачи. Когда мы впервые сюда приехали, я рассмеялась и заметила, что тут и тротуары следовало бы вымостить деньгами. Впрочем, Николасу это забавным не показалось. Я знала, что, несмотря ни на что, он по-прежнему чувствует себя богатым. Ему поздно было меняться — слишком долго его окружала роскошь. Кроме того, он придерживался такой точки зрения, что богатые люди (или те, которые желают таковыми стать) обязаны вести определенный образ жизни.

И хотя мы еще не расплатились с гигантскими долгами за медицинскую школу, нам пришлось взять огромную закладную на дом. Родители Николаса так и не явились с покаянной головой, хотя он очень на это надеялся. Лишь однажды они прислали рождественскую открытку. Впрочем, в детали Николас меня не посвящал, хотя оставалось непонятно, чьи чувства он защищает — свои или мои. Несмотря ни на что, мы постепенно выбирались из долгов. Зарплата Николаса уже составляла тридцать восемь тысяч долларов, что позволяло чувствовать себя намного увереннее. Мне хотелось отложить небольшую сумму, так, на всякий случай, но Николас заявил, что скоро у нас будет столько денег, что мы не сможем их все потратить. Все, в чем я нуждалась, — это в маленькой квартирке, но Николас твердил о необходимости соответствовать статусу, и мы купили дом, который никак не могли себе позволить, но который, по мнению Николаса, должен был стать пропуском к должности заведующего кардиохирургическим отделением.

Николаса никогда не было дома. Думаю, он заранее знал, что именно так все и будет. Тем не менее ремонт мы сделали в соответствии с его представлениями. У нас почти не было мебели. Мы просто не могли ее себе позволить. Но Николас заявил, что это вполне соответствует скандинавскому стилю. Все в доме было телесного цвета. Не розового и не бежевого, а какого-то странного бледного промежуточного оттенка. Ковровое покрытие на полу сочеталось с цветом обоев и шкафчиков. Единственным исключением была кухня, выкрашенная в цвет, который, по словам дизайнера, назывался «почти белый». Не знаю, кого она хотела обмануть. Кухня была просто белой. Белая кафельная плитка стен, белые рабочие поверхности, белый мрамор на полу, белая деревянная мебель.