Джоди Пиколт - Забрать любовь

— Можете надо мной посмеяться, — закончил он свой рассказ, — но этот ребенок родился головкой вперед.

— Николас, — сонным голосом произнесла Пейдж. — Привет.

Николас намотал на руку металлический шнур телефона-автомата. Зря он разбудил Пейдж. Но ведь он целый день с ней не разговаривал. Иногда он звонил ей в три или четыре часа ночи. Он знал, что она спит, и представлял себе, как забавно торчат ее волосы с той стороны, на которой она лежала, как обвилась вокруг ее талии ночная рубашка. Он любил представлять мягкое пуховое одеяло, примятое в тех местах, где она лежала перед тем, как потянуться к телефону. И еще он представлял себе, что спит рядом с ней, скрестив руки под ее грудью и уткнувшись лицом ей в шею, хотя это было совершенно нереалистично. Оба спали очень чутко, и это вынуждало их отодвигаться к противоположным краям кровати, оберегая свой сон от движений партнера или касаний его разгоряченной кожи.

— Прости, я просто не смог позвонить днем. Был занят в реанимации.

Он не стал рассказывать о спасенном сегодня пациенте. Она всегда требовала от него подробностей, заставляя его выглядеть суперзвездой. Кроме того, ему не хотелось возвращаться к этому эпизоду.

— Ничего страшного, — ответила Пейдж, а затем пробормотала еще что-то, чего Николас не расслышал.

Он не стал просить ее повторить.

— М-м-м… — отозвался он. — Ну, у меня все.

— А-а, — ответила она, — хорошо.

Николас огляделся. В дальнем конце коридора стояла медсестра. Она раскладывала красные таблетки в выстроенные на столе пластиковые стаканчики.

— Тогда до завтра, — сказал он.

Пейдж откинулась на спину. Николас понял это по шороху подушек и едва слышному шелесту ее волос.

— Я тебя люблю, — ответила Пейдж.

Николас продолжал наблюдать за отсчитывающей пилюли медсестрой. Восемнадцать, девятнадцать, двадцать… Медсестра перестала считать таблетки и выпрямилась, прижав руки к пояснице, как будто ее внезапно оставили силы.

— Да, — сказал Николас.

На следующее утро Николас сделал предварительный обход сам, после чего еще раз обошел пациентов, на этот раз вместе с Фогерти и интерном. Пациент, которого накануне днем пришлось оживлять, находился в хирургической реанимации и чувствовал себя удовлетворительно. К половине восьмого они уже были готовы к первой операции — аортокоронарному шунтированию. Когда они мыли руки, Фогерти обернулся к Николасу.

— Насчет Мак-Лина… неплохо, неплохо… Особенно учитывая, что вы только что заступили на дежурство.

— Я сделал то, что на моем месте сделал бы любой врач, — пожал плечами Николас.

Он принялся еще усерднее вычищать невидимые микробы из-под ногтей и с кистей рук.

Фогерти кивнул операционной сестре, и она помогла ему надеть стерильный халат.

— Вы умеете принимать решения, доктор Прескотт. Я хотел бы, чтобы сегодня вы заняли место старшего хирурга.

Николас поднял глаза, но в остальном ничем не выдал своего удивления. Фогерти знал, что он всю ночь провел на дежурстве и что для того, чтобы не сплоховать, ему придется призвать на помощь второе дыхание. Фогерти также знал, что на третьем году резидентуры никому и никогда не позволяли проводить шунтирование.

— Хорошо, — кивнул Николас.

Пока пациентом занимался анестезиолог, Николас с ним тихо разговаривал. Он стоял рядом с Фогерти, а второй помощник хирурга, работавший в отделении значительно дольше Николаса, с трудом сдерживая раздражение, брил ноги, пах и живот пациента. Затем он покрыл все его тело раствором бетадина. Теперь пациент лежал перед ними неподвижный и полностью обнаженный, напоминая жертву, приносимую древним языческим богам.

Николас проследил за тем, как из ноги пациента изъяли отрезок вены. Кровоточащие кровеносные сосуды зажали, зашили или прижгли, в результате чего операционную наполнил запах горящей человеческой плоти. Отрезок вены поместили в специальный раствор для последующего использования. Николас шагнул вперед и сделал глубокий вдох.

— Скальпель, — произнес он, и медсестра поспешила подать ему инструмент.

Он сделал аккуратный разрез грудной клетки пациента, после чего взялся за пилу, чтобы вскрыть грудину. Разведя ребра в стороны, он закрепил их специальным зажимом и медленно вздохнул, глядя на сердце, бьющееся в груди лежащего перед ним человека.

Николаса не переставала изумлять мощь, заключенная в человеческом сердце. Он не мог отвести глаз от темно-красной мышцы, ритмично перекачивающей кровь. Николас разрезал околосердечную сумку и отделил аорту, а затем полую вену, после чего присоединил их к аппарату искусственного кровообращения, которому предстояло взять на себя обогащение кислородом крови пациента, как только Николас остановит его сердце.