Эйсукэ Накадзоно - СВИНЕЦ В ПЛАМЕНИ

— Да, но времена-то переменились…

— Конечно, переменились! Ещё как. Ха-ха-ха!.. Поэтому-то я и оставил в джунглях своих «ридзантедзя».

— А что значит это странное слово? — сурово спросил Куросима.

— Я вижу, вы полный профан, — сердито проговорил Тангэ, сверкнув узенькими глазками. — Это военные шпионы, самостоятельно действующие в стане противника. Или, пользуясь современной терминологией, диверсанты-разведчики в тылу противника. В каждом фронтовом штабе о них знает лишь один офицер разведывательного отдела…

— Значит, вы были разведчиком?

— Да. И я отправил с заданием подпоручика Угаи с группой. Тангэ горделиво выпятил грудь, и Куросима замолк.

— Как бы там ни было, а главный вопрос в том, является ли этот человек подпоручиком Угаи, не так ли? — нарушил молчание Итинари.

— Трудно сказать сразу, — уклонился Ундзо Тангэ. Затем, указывая пальцем на Фукуо Омуру, который, присев на корточки под волейбольной сеткой, не то рвал траву, не то просто шарил рукой по земле, продолжал: — Лица, кончавшие школу Накано, вычёркивались даже из посемейных списков [3] Посемейные списки — списки, в которые заносят всех членов семьи, проживающих с момента рождения в данном населённом пункте. Выписки из них заменяют японцам внутренний паспорт , они воспитывались так, чтобы уметь превращаться в совершенно иных людей. Пока я могу только сказать, что этот Омура такого же роста, что и подпоручик Угаи. Правда, черты лица вроде бы другие… Но ведь семнадцать лет — срок немалый… Да и жить приходилось в таких условиях, которые могли сильно изменить внешность.

— Всё так, но он ведь не называет себя подпоручиком Угаи и к тому же говорит только по-китайски, — заметил Итинари.

— Понятно, понятно, — заулыбался Тангэ. — Что ж, завтра я снова к вам загляну.

— Собираетесь ещё прийти?

— Мне же надо удостовериться. У меня есть про запас один надёжный способ. Кроме того, с вашего разрешения, я хотел бы взглянуть на его вещи.

В этот вечер Куросима был назначен на ночное дежурство. Охранников не хватало, приходилось им помогать. Куросиме нужно было дежурить на втором этаже первого корпуса с десяти до одиннадцати часов вечера. Сменял его Соратани.

Иметь дело с китайцами на втором этаже было значительно приятнее, чем с европейцами и американцами с первого. Китайцы рано выключали радио и не требовали снотворного.

В десять часов давали отбой. Коридор, просматриваемый из вахтёрской будки до конца сквозь решётчатую железную дверь, затихал. Из четырёх камер, тянувшихся по одну сторону коридора, на девять человек каждая, с нарами в три этажа, по три рядом, не доносилось ни звука. Как раз в это время заключённых и начинали мучить врывавшийся через зарешечённые окна запах сероводорода, доносившийся с нефтехимического завода, и невыносимая духота; духота, словно свирепый зверь, пробиралась в камеры ещё с полудня.

Вдруг снизу донеслась ругань. Кто-то ругался по-английски с немецким акцентом. Это была очередная перебранка обитателей нижнего этажа, и Куросима не обратил на неё внимания. Достав из кармана записную книжку, он стал листать её. Взгляд его остановился на фамилии сегодняшних посетителей Фукуо Омуры: Фусако Омура. Наши Лю. Ундзо Тангэ.

Версия каждого вполне правдоподобна. Но сам Фукуо Омура совершенно непроницаем. Куросима вдруг почувствовал, что в конечном счёте он не приблизился к выяснению личности Омуры, а стал ещё дальше от этой цели. Как же напасть на след? Версии Фусако Омура и Ундзо Тангэ в чём-то совпадают: в обоих случаях речь идёт о японском военнослужащем, не вернувшемся с фронта. Человек этот прожил на нелегальном, положении почти двадцать лет среди туземцев или китайских колонистов и забыл родной язык…

Куросима чувствовал симпатию к Фусако Омура, но Ундзо Тангэ ему не понравился. Намиэ Лю, выразившая желание взять на себя заботу о человеке без подданства, особого интереса не представляет; если у неё даже и нечистые помыслы, она всё же хочет ему помочь. Начальник же отделения считает её отклик на сообщение в газете наиболее понятым и естественным.

Куросима вздохнул и взглянул на часы. Было 10 часов 45 минут. Шум на первом этаже усиливался. В ссору, видно, втягивались новые участники. Куросима поднялся со стула, собираясь спуститься вниз на помощь охраннику, но в это время раздались громкие шаги и грозный бас старосты Дерека: «А ну, заткнись!»