Татьяна Щербина - Крокозябры (сборник)

Илья был испуган. Вечером, когда он пришел, Виля спала, а нянька Катя сказала, что у Виолы Валерьяновны «стрясся припадок головы». Четырнадцатилетний Андрюша успокоил:

— У мамы уже так было, пройдет. — И через паузу: — Могу сказать, почему ей стало плохо.

— Ну?

— Она с дедом говорила, он ее привез, а у них с бабушкой плохие отношения, вот мама и разволновалась, — разоткровенничался Андрей, проживший полтора месяца в доме у бабушки. — Бабушка меня все время пионером зовет, пора в комсомол вступать. Ты комсомолец?

— Я давно в партии, — Илья этим гордился.

— А лет тебе сколько?

— Двадцать три в Миллерово отмечали, но возраст, Андрей Иваныч, всего лишь цифры, важно, что ты к этому возрасту сделал, а не сколько прожил.

— Откуда ты знаешь, что я Иванович?

— Мама рассказывала.

— Я отца никогда не видел, и фотографий нет, — Андрей будто сомневался в своем отчестве.

— Твой папка — герой Гражданской войны, тайный, самый главный герой, про таких никто не знает, погиб он смертью храбрых или его перебросили за границу, мы ведь кольцом врагов окружены. Так что можешь гордиться, — сымпровизировал Илья.

— Мама никогда такого не говорила, она мне ничего не рассказывает, — вздохнул Андрей. — Хочешь, покажу тебе свои рисунки?

Он с самого начала отнесся к Илье с приязнью, ему не хватало рядом взрослого мужчины.

Наутро Виля отправилась в жилконтору новой квартиры — узнавать, когда можно вселяться. Ей сказали, что все готово, задержка за обоями, малярши никак не поклеят. Нашла малярш, выяснилось, что обои застряли на складе, поехала на склад, показала известинское удостоверение, хотя больше там не работала и вообще была безработной, фиктивно числясь в отпуске по болезни. Документ правдивей жизни, подумала Виля: «Большевистский путь» продолжал перечислять ей зарплату. Удостоверение подействовало, обои клеили уже на следующий день и начали прямо с Вилиной квартиры на четвертом этаже.

Обустройством дома Виола занялась с полной отдачей. Первым делом они с Ильей купили кровать, Виля не хотела перевозить свою с Бронной, не потому что кровать была такой уж рухлядью, но на ней незримо лежал отпечаток прошлого, которое не хотелось тащить в новую жизнь. Они с Ильей решили обставлять новую жизнь только красивыми вещами, из старого взяли тоже красивые — туалетный столик карельской березы, сервировочный столик-бар на колесиках, стеклянный, в бронзовом каркасе, с деревянной окантовкой дверцы — вещи не очень нужные, но памятные, из детства. У них оказалась долгая жизнь, сколько уж всякой мебели, купленной позже, пришлось выбросить, а эти переехали в XXI век.

Виля старалась всюду ходить с Ильей. Он думал, что она минуты без него прожить не может, а она боялась, что вдруг встретит в городе Марка, и что тогда? Поздороваться? Убежать? С Машей она вообще на улице не показывалась, ее водили гулять Андрей или Илья, от Кати Виола пока отказалась — у самой было время и готовить, и убирать, и с детьми заниматься. Вечерами они с Илюшей ходили на лекции к красным профессорам, а днем Виола вела непривычный для себя образ жизни домохозяйки. Имею право, я замужняя женщина, говорила себе Виола. Ей нравилось вести дом, Катя была лишней, Виля не просто занималась бытом, она священнодействовала, творила, разжигала семейный очаг.

Илья одобрял хозяйственный энтузиазм жены только наполовину.

— Тебе надоест, — увещевал он ее, — тебе нужна работа.

— Какая такая работа? — нехотя спрашивала Виля.

Она и так была загружена домом, курсами, после курсов и сама обучала Илью чему могла. Объясняла диалектику Гегеля, диалектический материализм Энгельса, а Илья гнул свое:

— Вот сама говоришь, диалектика. С одной стороны, хозяйство, а с другой — ты должна продолжать то, что делала всю жизнь.

— А что я делала?

— Занималась партийной работой.

— Это не я, у меня уже другая фамилия, — парировала Виля.

Она взяла фамилию Ильи — Серова. Фамилия Цфат осталась только у Андрюши. И перешла на семью Андрея-старшего, с которым Виля потеряла контакт. Брат стал замкнутым, работал как стахановец, работа была секретной, личную свою жизнь он тоже скрывал. Не то что скрывал, но жена его, Нелли, была слегка странная женщина. Все время «плохо себя чувствовала», в гости не звала, Виля и видела-то ее два раза за сколько там — двенадцать лет, должно быть, сыну их, Вите, сейчас одиннадцать. То ли она из белых, то ли полуангличанка, вроде что-то переводила с английского, но не художественную литературу, цидули какие-то.