Мартин Андерсен-Нексе - Дитте - дитя человеческое

— Многие думают как ты, — серьезно сказал Карл. — Но на кой черт ваша общественная помощь! Прав своих нужно добиваться, а не клянчить подачек!

— Пожалуй, бедняку долго придется дожидаться, пока он добьется своих прав!

Дитте знала это по опыту.

— Пусть лучше так. Но все вы думаете только о плоти да о том, как бы получше ублаготворить ее. О душе вы не заботитесь. А какой прок будет, если бедняк завоюет весь мир, да потеряет душу свою?

Дитте так и кольнуло в сердце. Опять он за свое, как бывало в юности, когда всем грозил гибелью души!

— Поди ты с твоей душой, — сказала она. — Этим жив не будешь.

— Да, душа несъедобна, — засмеялся Карл. — Но без нее, во всяком случае, обойтись трудно, если не хочешь превратиться в скота. И сдается мне, мы вроде крестьянской скотины: скупой мужик держит ее впроголодь, умный кормит, даже когда она не работает, но скотина остается скотиной. Для рабочих тоже что-то делается, основываются разные общества, вроде обществ покровительства животным или охраны мальчиков! Все это шаги по ложному пути. Нам необходимо добиваться того, чтобы стать людьми и хозяевами своей судьбы!

Дети все время приставали, чтобы Карл поиграл с ними.

— Оставьте дядю в покое! — уговаривала их Дитте, но они не слушались.

— Ты же можешь поболтать с мамой и в другой раз, — обиженно заявил Петер.

Это подействовало на Карла, как электрический заряд. Он вскочил и сбросил куртку.

— Ну, во что же мы будем играть? — весело спросил он:

Пришлось Карлу стать на четвереньки, изображая слона, а ребятишки взобрались ему на спину. Петер сидел позади, болтая ногами. Малыш тоже махал ручонками, словно желая принять участие в игре.

— Смотри, какой он умница! — с гордостью сказала Дитте и посадила Георга впереди всех, на шею слону, а сама пошла рядом, придерживая ребенка. Тот визжал от удовольствия. Недурно для четырехмесячного ребенка!

Погода стояла хорошая, и на Луг собралась масса рабочих с семьями. Многие захватили съестное и располагались группами возле корзинок с провизией: мужчины ели, пили и спорили о политике. Молодежь играла в мяч и подражала цирковым атлетам. Некоторые из старших, заразившись примером молодежи, тоже поснимали с себя куртки и принялись бороться. Последнее время рабочие особенно увлекались французской борьбой, это была буквально какая-то мания.

— Смотри, как они стараются, — смеялась Дитте, с интересом следя за приемами боровшихся.

— Рабочий чует в себе силы, да не знает еще, к чему их приложить. Вот и играют в «силачей», — сказал Карл.

У него было здесь много знакомых, и он, по-видимому, пользовался общей любовью, — ежеминутно к нему подходили и пожимали руку, говоря:

— Ну, как живется? Вы, видно, с семьей сегодня?

— Оставь-ка ты нас лучше одних. А то твои товарищи подумают, что ты женился и взял в приданое троих ребят! — сказала Дитте.

— Давай условимся раз навсегда не обращать внимания на то, что люди думают! — засмеялся Карл.

Чересчур много значения придавала Дитте мнению людей!

— Да ты-то вечно хорохоришься, — ответила Дитте, отчасти довольная. Это все-таки был уже не тот Карл, что лежал и ревел от страха перед карой божьей за грехи. Она со своей стороны не прочь была теперь опереться на мужскую руку.

Йенсены с Дворянской улицы подошли поздороваться, потом присоединились к ним со своей закуской. Йенсен всю неделю ходил без работы и потому был в дурном настроении.

— Что же будет зимой? — уныло спрашивал он.

— В прежние времена только из-за морозов останавливались работы, и нам приходилось слоняться без дела. Прямо не верится, что живешь в организованном обществе, — заметил Карл.

У него было за лето тоже немало свободных дней, да и со всех сторон слышались подобные жалобы.

— Впрочем, чем лучше будет организовано общество, тем хуже придется всем нам, — добавил он. — Потребность в рабочих руках все сокращается, так как все меньше и меньше становится людей, у которых хватает средств на самое необходимое, — машины да два-три человека при них вполне могут удовлетворить существующий спрос.

Мадам Йенсен с ужасом взглянула на него.

— А что же будет тогда со всеми нами?

— Нам, видно, останется один исход — подохнуть!

— Нечего сказать, хороший исход для свободной страны! Нет, знаешь ли, это уж слишком! — воскликнул Йенсен.

— Не знаю, может быть, в этом-то как раз и заключается свобода. Не воображаешь ли ты, что у рабов имеется какой-либо иной свободный выход, кроме смерти? В сущности, мы взялись за дело не с того конца: нам но дано никакой свободы, даже права умереть, когда нам этого захочется. Зато кое-кому дана свобода предоставлять нам право издыхать, когда в нас нет больше нужды. Вот как я смотрю на дело! Демократия!.. В старину, когда еще не додумались до демократии, господам приходилось поневоле заботиться о рабах, даже если в них не было нужды. Но вот американцы, которые, говорят, считают себя знатоками рабочего вопроса, поняли, что это невыгодно. Выдумали эту свободу и силой заставили Южные штаты согласиться на то, чтобы изгнать рабов в пустыню, раз надобность в них миновала.