- Разрешите идти? – четко, по-военному спросил Зарубин.
- С Богом или, как говорят, ни пуха, ни пера, Лев Борисович, - Кузнецов подал ему руку. Лев Борисович пожал поданную ладонь и, уходя, добавил:
- Лучше с Богом. Хотя нам, коммунистам, может, и не следует так говорить, но в справедливость хочется верить, пусть и небесную. До свидания, Николай Васильевич. Всего Вам хорошего. Успехов.
Зарубин вышел. Кузнецов сел, задумался: «Что за человек Зарубин Лев Борисович - его бьют, снимают, а он, как ни в чем не бывало, из камня он что ли или лоск создает, держаться умеет? За несколько лет с третьего секретаря обкома до директора мелкого разваленного заводика понизили».
Завод силикатов был даже для Урывского района небольшой - всего около трехсот рабочих. Зимой, как правило, завод останавливали, цеха, даже, были не приспособлены для бесперебойного выпуска кирпича и силикатов. Работы там было непочатый край – хитрец Антипов область хорошо знает: направил его туда, где надо вкалывать, из ничего создавать производство. Решение пленумов ЦК КПСС направлены на увеличение строительства. Значит области надо больше стройматериалов. Хватит, Лев Борисович, бороться с ветряными мельницами, трудись на благо Родины. Лучше Зарубина восстановить и расширить полуразрушенный завод за короткий срок, как требует решение ЦК КПСС, не сможет никто. Хитрец Антипов еще раз подумал Кузнецов, и не дай Бог стать на его пути – сотрет в порошок и рассеет, как удобрение.
Лев Борисович вышел из райкома и пешком пошел до завода. Погода для глубокой осени была еще хорошая, затяжные дожди прошли, светило солнце. По ночам уже были легкие морозы и сейчас кое-где на лужах были легкие корочки льда.
«Ладно, директором завода – это, наверное, лучше, чем учителем в школу, - размышлял Зарубин. - Главное, у тебя теперь есть настоящее дело. Его будем делать. Пойдем, посмотрим, что за предприятие этот силикатный завод. Раньше, когда я туда приезжал, мне старались лучшее показать, про успехи говорили. Хотя ни говорить, ни тем более показать там было нечего. Это изнанка, а мне всегда хочется внутрь заглянуть. Непременно вовнутрь, Лев Борисович».
Зарубин подошел к воротам. На проходной никого не было. Железные кособокие ворота настежь. Зашел на территорию завода, пошел вдоль цехов. Кое-где попадались рабочие в разноцветных грязных изодранных телогрейках. Четверо мужчин, наверное, слесарей, несли куда-то вал. На бывшего первого секретаря никто даже не обратил внимания. В массзаготовительном цехе из большой круглой емкости – силоса двое рабочих выгружали в ЗИЛ-самосвал молотую известь-пушенку. Рабочие явно торопились. Лев Борисович подошел к шоферу:
- Здорово, земляк, - поздоровался Зарубин.
- Здорово, коль не шутишь, - ответил полный, уже в годах водитель.
- Как пушенку отвести ко мне на дачу? – задал вопрос Зарубин.
- За сколько? Сколько? Куда? – задал, наверное, очень привычный вопрос пожилой водитель.
- Не знаю, точно 89, часть 2 с использованием государственного автотранспорта года на три, думаю, потянет. Куда? В Алешкино на усиленный, я думаю, - Лев Борисович улыбнулся. – Не передумал? Повезем?
Глаза у шофера округлились:
- Ты кто такой? Иди, куда шел. Я тебя монтировкой сейчас двину по голове, - шофер угрожающе сделал шаг в сторону кабины, чтобы показать свою решительность, что его слова не расходятся с делом.
- Постой, земляк, не торопись. Не надо монтировку. Директор я ваш новый, Лев Борисович Зарубин. Показать ксиву? Привыкай к сленгу тюремному.
- Не надо, - еле выдавил побелевший шофер.
- Так, мужики, кончай погрузку. Самосвал разгрузить назад. Как? Не знаю, ведрами, наверное, это ваши проблемы. Два часа даю. Погрузите, придете ко мне в кабинет, доложите.
Зарубин развернулся и пошел в сторону заводоуправления: «Да, Лев Борисович, работы у Вас, видимо, даже больше, чем вы думали, - снова подумал Зарубин. Это, наверное, здорово - чем больше и труднее дело, тем интереснее его выполнять. Вперед знакомиться с личным составом. Я уверен, и начальник охраны здесь есть. Обычно рабочих не хватает, должности занимают всегда», - весело улыбнулся Зарубин, поднял воротник пальто и зашагал быстрее.
В четверг началось слушанье по уголовному делу Владимира Матвеевича Новикова, который обвинялся по 102 статье (т.е. умышленное убийство). В 9.30 конвойные привезли Новикова. Владимир Матвеевич был явно болен: лицо черно-землистого цвета, он стал каким-то маленьким, сгорбленным. Наверное, никто, не зная его возраста, не дал бы ему сорок один год, а значительно больше. Хотя он явно готовился к суду: чисто выбрился, даже подстригся, наверное, сокамерник Фикса приложил все свое искусство парикмахера.
Читать дальше