Юрий Вахтин - Иуда Искариот

Его разбудил тот же сон. Сон из далекого детства. Он много раз думал, что ничего не было, и эта холодная январская ночь далекого 43-го года ему только приснилась. Когда он, восьмилетний мальчик Ванятка Захаров, увидел, как к дому соседки тетки Даши Анисимовой прошли три черные тени в длинных солдатских шинелях. Нет! Не в коротких немецких, которые он видел каждый день, а в длинных красноармейских с большими винтовками за плечами. Прибежав домой, Ваня сразу рассказал увиденное своим домашним: матери и тетке Наташе – сестре отца Ванятки, Егора Захарова, умершего за два года до начала войны от непонятной болезни, которую в их деревне звали «черная сибирка».

Еще утром отец был большой и сильный. Он запрягал лошадь, собирался на колхозное поле пахать, только пожаловался матери на боль в правом боку. Мать, всегда недовольная и придирчивая, стала как всегда ворчать, что их десятины земли еще не паханы и отцу, весь день работавшему на колхозном поле, до этого нет дела. А он хотел, чтобы она взяла с детьми вилы и пошла копать свою землю. Отец не ругался, молча запряг мерина Мальчика в телегу, положил тяжелую соху и взял у матери узелок с обедом: нехитрой деревенской снедью – хлебом, яйцами и пожелтевшим салом. Молоко отец не любил и всегда отдавал приготовленную матерью стеклянную бутыль младшему, Ванятке. Старшие братья, Василий и Петр, уже ходили в школу и считались помощниками в доме. Отец подозвал Ванятку, отдал бутыль с молоком, потрепал по непослушным вихрам:

- Ну, зарос ты, сынок. Ладно, вечером приеду пораньше, подстригу.

Отец был скуп на ласку, но в тот раз Ванятка запомнил это на всю жизнь – он поцеловал его в макушку. Предчувствовал ли он, что не придет к родному порогу ни вечером, никогда больше? В поле ему стало плохо. Сосед Захаровых, Матвей Неплюев, рассказывал, как отец шел за сохой, упал, и лошадь потащила его за собой. Отец так и не разжал мозолистые руки, держа ручки сохи. Подскочили сельские мужики, работавшие в поле: Матвей Неплюев, Прохор Голубев, Иван Черемисин. Отец почернел, его рвало. Мужики запрягли в телегу отцовского мерина Мальчика, чтобы везти отца в районную больницу за двенадцать километров от их деревни. Отцу стало хуже: он стал хрипеть, изо рта пошла желтая пена. Его так и не довезли до больницы, по дороге отец умер.

Ванятка был так возбужден от увиденного, что рассказывал матери, не умолкая. Старшие братья, свесив головы с печи, тоже жадно слушали.

- Нет, мамашка, это не немецкие солдаты. У них длинные шинели и большие ружья за плечами, это наши к-р-а-с-н-о-а-р-м-е-й-ц-ы, - по буквам выговорил последнее слово Ванятка.

- Наши? Откуда им взяться, нашим? Они удрапали за Дон еще до снега. Оставили баб и стариков. Защитники…

Мать как всегда стала недовольно ворчать, ловко орудуя у печки рогачем: вынула чугун с душистой картошкой. Старшие братья соскочили с печи, им тоже хотелось посмотреть «наших» солдат, но мать грозно прикрикнула на них. Братья недовольно вернулись на теплую печь. Ванятка, увлеченный рассказом, даже не заметил, как тетка Наташа надела телогрейку, повязала большой «колхозный» платок и вышла из хаты.

Деревня Николаевка растянулась по обе стороны небольшой быстрой речушки Мелавка на несколько километров. Хаты Захаровых и Анисимовых были крайние от дубового леса, который все в деревне звали Потаповской рощей по имени барина, который владел этим лесом и всей деревней до революции. Был и барский дом, но его разрушили, и остались только большие камни-валуны от фундамента дома. Деревенская детвора играла на развалинах барского дома в «Чапаева». До войны жизнь была веселой. В Николаевке жило много людей; все мужики были дома и колхоз «Новый путь» гремел по всему району.

Ванятка не сразу расслышал выстрелы и лай немецких собак на улице. Братья, не слушая мать, выбежали из хаты. Возле дома Анисимовых шла бесперебойная стрельба из автоматов, им редко отвечали одиночные винтовочные выстрелы:

- Хонде Хох! Партизан, сдавайся! – кричали немецкие солдаты, наугад стреляя в сторону леса.

Мать, выбежавшая за сыновьями на улицу с кочергой в руках, больно огрела старшего Василия по спине, загнала братьев в дом.

Утром в деревне узнали, что в дом Дарьи Анисимовой пришли трое наших солдат, которые отстали от своих, скрывавшихся в лесу. Кто-то увидел их и сдал немцам. Немецкие солдаты с собаками подошли к дому Анисимовых. Наши солдаты, услышав выстрелы, выбили окно в чулане, выскочили из хаты и бросились к лесу. В перестрелке был убит один наш солдат и племянник Дарьи Анисимовой – Гришутка. Он дружил с Ваняткой Захаровым и был всего на год старше него. Гришутка пришел к тетке Даше из соседней деревне Васильевка к вечеру и остался у нее переночевать. Он спал на полатях, от стрельбы проснулся, с испуга бросился за солдатами в выбитое чуланное окно, но в десяти метрах от леса его догнала немецкая пуля. Гришутка лежал на снегу, широко расставив руки.