Юрий Вахтин: Иуда Искариот

Отношение к Новиковым в Николаевке было противоречивым. С одной стороны, их дед Семен Новиков в период оккупации немцами был старостой в их деревне, и его расстреляли с приходом наших войск. В деревне говорили, что закадычный друг Семена Иван Черемисин привел наших солдат к дому Новиковых и объяснил, что староста был мародер, хотя Семен достал Черемисину аусвайс, и бывший секретарь сельсовета и при немцах занимал схожую должность. В полицаях он не числился, но ходил по деревне – собирал продуктовый налог теперь для немецкой армии. От службы Черемисин был освобожден по здоровью.

С другой стороны, люди в деревне говорили, что Семен Кузьмич был хороший хозяин и неплохой человек. Он прописывал и пристраивал в деревне десятки беженцев из областного центра. За месяцы оккупации ни один из жителей Николаевки не был отправлен в Германию на принудительную работу. Как говорил Прохор Голубев:

- Семен Кузьмич - золотой был человек, хозяин, а власть есть власть, и кто-то должен быть старостой.

В личном хозяйстве Семена Новикова все было прочно, надежно сделано, с душою и на годы. Он одним из первых в районе развел пчел. Организовал и обустроил и колхозную пасеку. Хороший столяр-плотник – сам построил высокий прочный дом, в котором жил вместе с сыном Никанором и невесткой Татьяной Сергеевной – учительницей, присланной из города, да так и осевшей в Николаевке навсегда. Люди говорили, что Семен Кузьмич вместе с переводником Васей, как его звали все в деревне, были поставлены нашими для работы в тылу. Но сколько людей - столько и мнений, и трудно найти два мнения абсолютно одинаковых. Кто-то косился, глядя на добротный дом Новикова, кто-то одобрительно кивал головой. Сын Семена Кузьмича – Никанор - погиб в сорок пятом, в Польше. С войны из троих сыновей вернулся средний, Матвей, весь израненный и больной. Татьяна Сергеевна жила одна в просторном доме с сыном Алексеем и дочерью Ниной. Матвей и Татьяна Сергеевна два года ходили помогать друг другу. Матвей жил неподалеку в своем доме, оставшемся от деда Кузьмы. Матвей помогал Татьяне Сергеевне делать тяжелую мужскую работу: заготавливал дрова в зиму, косил сено. Татьяна Сергеевна стирала, штопала, убирала в доме Матвея.

Через два года Матвей пришел в отцовский дом, сел на табуретку, закурил самосад:

- Знаешь, Татьяна Сергеевна... - робко начал он. – Мы давно не чужие и дети твои – мои племянники, я думаю, что… - это была любимая поговорка Матвея. – … Я думаю, что… давай вместе жить, наверное… - Матвей, несмотря на седину очень волновался.

- Матвей Семенович, а как люди нас поймут, не осудят меня? Я жду и верю – Никанор вернется.

- Ну, это ты брось, - перебил Матвей. – С того света не вернулся никто, я два года ждал брата. Все кому придти – дома давно. Ты подумай, Танюш, - он впервые за все года знакомства назвал ее по имени, и от неожиданно ласкового обращения у нее невольно дрогнуло сердце. – Ты подумай, - повторил Матвей. – Я не тороплю, но худо мне одному, хотя и помогаешь ты по хозяйству, а подходит вечер - и сердце, как в тисках. И вдов полно в деревне, сами набиваются, но не мил мне никто. А мы… Мы не чужие… - Матвей снова заволновался. - …Не чужие мы, и дети твои – мои племянники, - он помолчал и добавил. – И не старые мы еще.

Матвей замолчал, он не решился и не смог объяснить, что с первых дней приезда в Николаевку молодой учительницы Татьяны Сергеевны он вздыхал, глядя в ее сторону. Но она предпочла робкому, нерешительному Матвею его младшего брата – гармониста и балагура – Никанора. Матвей ушел, унося с собой запах самосада и мужского пота. Татьяна Сергеевна долго не могла заснуть. В работе, ежедневных заботах порою забываешь о времени. «Мы вроде не старые», - кружились в голове слова Матвея. Алешке - двенадцать, Ниночке одиннадцать будет скоро.

Будто вчера все было, только вчера. Балагур гармонист Никанор в атласной рубахе с гармонью на ремешке проводил ее до дома бабы Гаши, где она квартировала с подругой – учительницей Зоей:

- Танюш, знаешь что?

- Не знаю. Что? – нарочно игриво ответила она. Хотя, догадывалась, что нравилась Никанору, и последние два месяца он, как тень, не отходил от нее каждый вечер, когда она приходила в сельский клуб со своей подругой.

- Выходи за меня замуж.

- Да Вы что, Никанор Семенович, - от неожиданного предложения она невольно перешла на официальный учительский тон. – Мы совсем не знаем друг друга. Мы даже не целовались, извините, ни разу.

- Так узнаем, выходи. Я тебя никогда не обижу и никому в обиду не дам.