Георгий Осипов - Конец января в Карфагене

1977 — 11.XII.2010

После развода телевизор в квартире Гончаровых оказался за дымчатыми створками шкафа в центральной части импортной стенки, где раньше супруги держали альбомы по живописи и самиздат.

Телевизор не включали с прошлого лета. Смотреть советское телевидение среди людей обособленных считалось пустой тратой времени. Постепенно за внешне лояльными гражданами на видео стали переходить и внутренние эмигранты до сего времени узнававшие о западных кино-новинках из писем, получаемых ими от тех, кто успел уехать. Гончаровы заигрались в «русских людей» и свой шанс на отъезд упустили.

Молодой человек попал в их квартиру по воле случая летом 1984 года. Он даже не знал, кому она принадлежит, богемные друзья просто продиктовали ему адрес и вручили два ключа — один от «тамбура», другой от входной двери. Ему сразу понравилось кухонное окно с высоким подоконником — в него было видно только небо. Проигрыватель на тумбочке не работал, телевизора в доме не оказалось. Точнее, он не подозревал о его существовании, пока случайно не потянул за ключик в левой дверце шкафа и не увидел поверхность экрана болотного цвета.

Ситуация немного смахивала на сюжет из фантастического детектива, хотя ничего специфически таинственного в ней не было. Единственное, чего не знал молодой человек — цветной это телевизор или черно-белый. Он не разбирался в марках телевизоров. После минутного размышления он нажал поочередно несколько кнопок и уже собирался закрывать шкаф, когда вместе с нарастающим гулом телеэкран посветлел изнутри, и по нему расползлось изображение. Молодой человек сделал несколько шагов назад и, достав из заднего кармана джинс сигареты и паспорт, тихо опустился в кресло. Ему было совершенно все равно, чем скоротать еще один летний вечер.

Он и сам вот уже почти год как не смотрит телевизор. Умудрился пропустить даже новогодний «Огонек» — сгусток безобразия и убожества. И это несмотря на избыток свободного времени в несвободной стране. Его трудовая книжка с прошлой осени валялась в другом городе, в отделе кадров… Он регулярно ходил в кино, как правило, на утренние сеансы. Реже — на вечерние. Почему-то вечернее время внушало ему тревогу, хотя он не числился в розыске и за ним никто не следил.

Ему повезло. Он угодил как раз на премьеру шпионского сериала. В разговорах персонажей слышалось, словно сквозь дымчатые створки шкафа, нечто смутно знакомое, из недалекого прошлого. Он как будто все это уже слышал раньше, только в радиопостановке. По приемнику в гостиничном номере. На гастролях. «Always Alone…» — «Всегда один и дома и в толпе». Он пожалел, что не может сейчас послушать любимый альбом Синатры — пластинка осталась в том же городе, что и трудовая книжка. Вспомнив о Синатре, молодой человек закурил и сделал задумчиво-усталое лицо. Мало-помалу он начал прислушиваться к тому, что говорят друг другу на экране актеры, изображая советских и зарубежных граждан на фоне претенциозной синтезаторной музыки.

Это был многосерийный телефильм, многословный и пижонский. Было заметно, что автору от властей дозволено многое в обмен на лояльность и презрение к писателям-сверстникам, тем, кого необдуманное фрондерство загнало в эмиграцию, где никому и никогда не придет в голову экранизировать их сногсшибательные творения.

Эмиграция — укус змеи или поцелуй смерти. Лопочут за гроши, как покойники-прорицатели, предрекая бесславный конец «проклятому Совдепу», который, между прочим, пережил-таки несчастного Амальрика. Впрочем, год 1984-й еще не окончился. Его еще надо прожить.

«В том числе и мне», — с тоской заключил молодой человек, разминая предпоследнюю «Яву» под гипнотический повтор монотонным голосом имени агента:

«Трианон… Трианон… Трианон».

С того вечера в Замоскворечье он стал смотреть новые серии, одну за другой, от нечего делать фиксируя любопытные детали вроде «свечей Bosch», которые в этом фильме то и дело маячат перед глазами хороших и плохих персонажей, но ни разу не появляются на экране. Он нервно поежился, услышав из уст высокопоставленного чекиста характеристику «еврейка… резковата, но человек отменно хороший». Такою в точности была его невеста, похожая на сову с тонкой талией, алкоголичка Лиана… Где она сейчас, кому мотает нервы, проклиная большевиков?

Реплики в адрес отечественной бесхозяйственности и дефицита были на грани дозволенного. Дипломаты и бывшие власовцы вели себя с развратной откровенностью, щеголяя актерским обаянием лиц, известных миллионам «безлошадных» зрителей, которым некуда вставлять квалитетные свечи Bosch.