Юрий Горюхин - Встречное движение

— Честно говоря…

— Не придешь — обидишь на всю жизнь.

— Ну, может быть.

— Старший сержант Сыртланов! Предъявите ваши документы, пожалуйста!

Ляля быстро сказала Даше: «Ладно, пока» и, медленно поправив густую прядь волос, повернулась к Сыртланову.

— Одну минуточку, старший сержант.

— Почему в неположенном месте останавливаемся?

Ляля обезоруживающе-наивно захлопала ресницами:

— Я нечаянно.

Сыртланов, предвкушая удовольствие, постучал Лялиными документами по планшету с протоколами и квитанциями:

— Что у вас в багажнике и салоне автомобиля? Наркотики, оружие, порнографические журналы?

— Ой! У меня там человек, он не совсем одет, как положено.

Сыртланов удивленно просунул голову в окно и увидел мужчину, прикрытого только банным халатом.

— Эй, мужик, ты кто?

Мужик поднял голову с сиденья, плюнул на ладони и причесался, потом уверенно протянул руку, снял с головы Сыртланова фуражку и нахлобучил себе на голову. Беспредельное возмущение не охватило Сыртланова, он только сказал:

— Здрасьте, Захар Викторович.

— Сыртланов! Это ты, что ли?

— Это я, Захар Викторович.

— Почему без разрешения останавливаешь?

— Я же не знал, Захар Викторович.

Ляля нежно чмокнула Захара Викторовича в щечку:

— Захарчик! А почему ты мне не говорил, что ты начальник над милиционерами?

— Лялька, я стеснялся.

— И ты всех знаешь в лицо и по фамилиям?

— Лялька, у нас, у милиционеров, феноменальная память.

— Захарчик! Ты бесподобный!

Сыртланов кашлянул в кулак, и, проигрывая в уме, что может дать огласка аморального поведения самоуверенного начальства, тихо попросил:

— Захар Викторович, отдайте фуражку, пожалуйста.

— Забери, но чтобы больше таких безобразий ни— ни!

Сыртланов хотел незаметно удалиться исполнять непростые обязанности, но Захар Викторович попросил его снова заглянуть, и Сыртланов, предусмотрительно оставив фуражку в руке, опять просунул голову в салон автомобиля.

— Сыртланов!

— Слушаю, Захар Викторович.

— Пошел вон, Сыртланов!

— Эх, Захар Викторович, Захар Викторович…

Ваня Печко то заматывал, то разматывал длинный шерстяной шарф вокруг своей тонкой шеи.

— Сафиулла, так что же мне делать, как ты считаешь?

— Мне трудно что-то посоветовать — не знаю.

Сафиулла поднял большой желтый кленовый лист и подумал, что можно будет написать картину, как падающие кленовые листья превращаются в когтистые лапы и разрывают на части прохожих. Чтобы не забыть сюжет, Сафиулла положил свернутый пополам лист во внутренний карман черного с отливом бархатного пиджака.

— Зачем он тебе?

— В случае амнезии напомнит обстоятельства.

— А ты не пей. О! Даша!

Сафиулла расплылся в улыбке и протянул вперед длинные руки:

— Здравствуй, Даша.

Сафиулла, Даша и Ваня сели на холодную скамейку и стали весело разговаривать. Настроение у Сафиуллы и у Вани поднялось, только вот Даше было немного неудобно поворачивать голову то в одну, то в другую сторону на настойчивые требования собеседников выслушать именно его.

— Даша, не хочешь сходить на открытие органного зала?

— Хочу.

— Значит, договорились?

— Договорились.

Ваня Печко почти без сожаления достал из пакета теплое шампанское, снял с пробки проволочку и, подняв бутылку вверх, встряхнул ее. Пробка выстрелила и высоко взлетела вверх, вместе с пробкой фонтаном полусладкой пены вылилось полбутылки на рукав Вани, на туфельку Даши и на черный с отливом бархатный пиджак Сафиуллы.

Грогину не хотелось идти к Романовой Светлане, но звание любовник обязывало иногда появляться в ее просторной квартире, пить кофе из маленьких чашечек, иногда коньяк из плоских рюмок, шептать когда— то страстные предложения, искать губами осточертевшую родинку на правом плече и стараться уйти домой до прекращения работы общественного транспорта. Грогин купил Романовой ее любимые соленые орешки и безалкогольное сладковатое пиво.

Романова Света сначала запрещала девчонкам курить в комнате и выгоняла всех на балкон, но потом махнула рукой, и сизый дым повис под потолком.

Лялька обняла Морозову Юлю и поцеловала ее в губы:

— Ничего, Юлька, я два раза замужем была, и, смотри, — хоть бы хны. Могу и третий раз выйти. Если не понравится — разводись, с этим добром нельзя церемониться.

— Дашка, у тебя-то как жизнь?

— Не спрашивай — не надо.

— У всех какая-то ерунда. К черту всех этих глупых, жадных, самоуверенных мужиков!