Исмани рассмеялся.
— Человек?
— Человек, — подтвердил Эндриад, — в котором с поистине головокружительной скоростью, скажем всего за несколько миллионов лет, произошло определенное искажение. Некий случай гигантизма, опухоль, и я склонен сомневаться, что ее предусмотрели в изначальном проекте создания, настолько не вяжется она со всем остальным.
— Искажение?
— Да. Мозговая масса делается все более внушительной, черепная коробка разрастается, нервная система достигает ужасающей сложности. Словом, интеллект человека все более отдаляется от интеллекта прочих существ. Вы, дорогой Исмани, скажете, мол, промысел божий. Скажите. Суть объективно рассмотренного явления от этого не изменится.
— Но я не вижу, какая связь…
— Погодите. Еще кое-что. Дело совершенно очевидное, однако я должен изложить вам все. Итак. Аномально развиваясь, мозг человека, его нервная система и сложный аппарат чувств в какое-то мгновение… В какое-то мгновение, дорогой коллега, на сцену выходит неуловимый элемент, бесплотное продолжение плоти, невидимое, но ощутимое новообразование, протуберанец без точных размеров, без веса и формы, в существовании которого, говоря научно, мы не вполне уверены. Но который доставляет нам немало мучений: душа.
— Значит, Номер Первый…
— Потерпите еще немного. Подхожу к главному. Так вот: если мы построим машину, которая воспроизводила бы нашу мыслительную деятельность вне определенного языка, этой свинцовой гири на ноге, машину, которая ставила бы перед собой и решала задачи бесконечно быстрее, нежели человек, и с гораздо меньшей вероятностью ошибок, можно ли будет в таком случае говорить об интеллекте? Нет. Интеллекту для существования требуется хотя бы минимум свободы и независимости. Но вот если мы…
— Если мы построим Номер Первый, вы это хотите сказать?
— Да, да. Если мы построим… я не говорю, что нам это уже удалось… но если мы построим машину с нашей системой чувств, рассуждающую подобно нам, а это на сегодня лишь вопрос денег, вопрос времени и труда, то что здесь страшного? И если мы сумеем построить ее, тогда этот прославленный продукт, эта неосязаемая сущность — я имею в виду мысль, неустанное движение идей, не знающее передышки даже во сне…
Больше, больше того — не только мысль, но ее индивидуализация, постоянство характеристик, то есть та самая, сотканная из воздуха опухоль, которая порой давит на нас, как свинец, — одним словом, душа, там автоматически появится душа. Непохожая на нашу, скажете вы? Почему? Какая разница, из чего оболочка — из плоти или металла? Разве камень не обладает жизнью?
Исмани покачал головой.
— Слышал бы нас монсиньор Рицьери.
— А что? — заметил с улыбкой Эндриад. — Тут никаких теологических затруднений. Неужели Бог станет ревновать? Разве все и так не происходит от него? И материализм? И детерминизм? Проблема тут совсем иная. Так что никакой ереси по отношению к отцам церкви не будет. Напротив.
— Поругание природы, скажут они. Гордыня, великий грех.
— Природы? Но это же явится полным ее триумфом.
— Ну а что дальше? Что может дать эта непомерная работа?
— Цель, дорогой Исмани, превосходит самые дерзкие мечты, на которые когда-либо отваживался человек. Но она столь грандиозна, столь великолепна, что есть смысл посвятить ей себя целиком, до последнего дыхания. Представьте себе: в тот день, когда этот мозг станет лучше, способнее, совершеннее, мудрее нашего… В тот день не произойдет ли… Как бы это сказать? В общем, сверхчеловеческим чувствам и силе разума должен будет соответствовать и сверхчеловеческий дух. Разве не станет тот день величайшим в истории? Машина начнет излучать всесокрушающий поток благотворной духовной мощи, какой еще не ведал мир. Машина будет читать наши мысли, она создаст шедевры, откроет самые скрытые тайны.
— А вдруг в один прекрасный день мысль робота вырвется из-под вашего контроля и обретет самостоятельность?
— К этому я и стремлюсь. Это и будет победа. Без свободы что за дух?
— А если, обладая душой по нашему подобию, он по нашему же подобию и развратится? Возможно ли будет вмешательство с целью исправления? И не обманет ли он нас благодаря своему чудовищному уму?
— Но он же родился непорочным. В точности как Адам. Отсюда и его превосходство. Он свободен от первородного греха.
Эндриад замолчал. Исмани в замешательстве скреб подбородок.
— Значит, ваше устройство, Номер Первый, — на самом деле…
Читать дальше