Дино Буццати - Избранное

— Зато у нас внизу, — возразила жена, — слышно, как они шлепаются о мостовую.

Муж прислушался.

— На этот раз ничего не слышно, — проговорил он, покачав головой. И отхлебнул еще кофе.

Как-то вечером, когда усталый и подавленный я возвращался домой, мне встретился профессор (так его называют, но профессор чего?) Скьясси, которого я знаю давным-давно и время от времени встречаю в самых разных и неожиданных местах. Он уверяет, будто мы вместе учились в гимназии, но, по правде сказать, я этого не помню.

Кто он такой? Чем занимается? Понять это мне никогда не удавалось. У него худое, острое лицо и кривая ироническая усмешка. Однако самой примечательной чертой его является то, что он создает у каждого впечатление, будто тот где-то его уже видел, хотя это заблуждение. Некоторые твердо уверены в том, что он — маг.

— Ну что? — спросил он меня после обычных приветствий. — Все пишешь?

— А чем еще мне заниматься? — пожал я плечами, вдруг ощутив всю свою ущербность.

— И не надоело? — не отставал он; в мягком свете уличных фонарей его лицо разрезала насмешливая улыбка. — Не знаю, у меня такое чувство, будто вы, писатели, с каждым днем становитесь все более ненужными. И не только писатели, но и художники, скульпторы, музыканты. Чувство чего-то никчемного, игры ради игры. Понимаешь, что я хочу сказать?

— Понимаю.

— Писатели, художники ну и все прочие, все вы, желая обратить на себя внимание, изо всех сил стараетесь изобрести что-то новое, все более абсурдное и замысловатое. Но публики у вас совсем немного, да и она к вам постепенно охладевает. Люди уже почти не прислушиваются к тому, что вы хотите до них донести. В один прекрасный день, уж прости за откровенность, вы окажетесь в пустыне.

— Очень может быть, — сказал я покорно.

Но Скьясси, видно, решил меня помучить.

— Скажи мне еще вот о чем. Когда, к примеру, ты входишь в гостиницу и у тебя спрашивают имя и род занятий, а ты отвечаешь: писатель, не кажется ли тебе, что это несколько нелепо?

— Пожалуй, — сказал я. — Во Франции — нет, а у нас все обстоит именно так.

— Писатель, писатель! — издевался он. — И ты еще хочешь, чтобы тебя принимали всерьез! Ну для чего нужен в нашем мире писатель?.. А скажи-ка мне, но только не кривя душой… Когда ты заходишь в книжный магазин и видишь…

— И вижу стены, до самого потолка заставленные всякого рода книгами, тысячами и тысячами книг, накопившихся за последние месяцы… ведь ты об этом, да? — и думаю, что вдобавок к ним я пишу еще одну, у меня опускаются руки, как у того, кто пришел продавать жалкую картофелину на огромном рынке, где на многие километры растянулись горы фруктов и овощей… Я угадал?

— Вот именно! — Скьясси гнусно хихикнул.

— К счастью, — решился возразить я, — кое-кто еще читает, кое-кто еще покупает наши книги.

Тут мой, так сказать, приятель наклонился и принялся разглядывать мои башмаки.

— У тебя хороший сапожник?

Слава богу, подумал я, по крайней мере нашли другую тему. Нет ничего хуже, чем выслушивать о себе горькую правду.

— Замечательный, — ответил я. — Мастер, каких поискать. Он шьет так хорошо и аккуратно, что его изделия никогда не изнашиваются.

— Браво! — воскликнул этот стервец. — Но бьюсь об заклад, что зарабатывает он меньше тебя.

— Возможно.

— И ты не находишь, что это дико?

— Не знаю, — ответил я. — Сказать по правде, я над этим никогда не задумывался.

— Пойми меня правильно, — не унимался Скьясси, — я не говорю, что мне не нравится все, что ты пишешь, нет, лично против тебя я ничего не имею. Но то, что ты и еще тысячи таких, как ты, проводите жизнь, сочиняя истории о том, чего никогда не было, и к тому же отыскиваются издатели, которые выпускают их в свет, находятся люди, которые их покупают, вы зарабатываете на них кучу денег, газеты говорят о них, критики посвящают им бесконечные исследования, а эти исследования в свою очередь издаются и обсуждаются в салонах… Истории, выдуманные от первой и до последней строки! Думаю, даже тебе все это кажется полнейшим безумием. В наш век, век атомной бомбы и спутников!.. И как долго, по-твоему, еще протянется эта комедия?

— Не знаю. Вероятно, ты прав, — сказал я, почувствовав себя вконец опустошенным.

— Ну скажи, кому вы нужны?! — ликовал Скьясси. — Литература, искусство — красивые, громкие слова! Но в наши дни искусство — не более чем предмет потребления, такой же, как бифштекс, духи, бутылка вина. Какое искусство интересует теперь людей? Сам видишь, что за волна всех нас захлестнула… Песенки, стишата, грохот и вой… Ширпотреб! Вот где слава! Взять хоть тебя: вещи ты пишешь умнейшие, гениальные можно сказать, но, если говорить об успехе, тут самый бездарный джазист заткнет тебя за пояс. Публике подавай что-нибудь погрубее, то, что доставляет непосредственное, чувственное удовольствие — и сразу. На что не надо расходовать сил. Над чем не надо задумываться.