Тимур Зульфикаров - Земные и небесные странствия поэта

наполнялась колебалась изумрудами живыми

А на изумрудном дне её зрачков роились золотистые соринки

словно в роднике златые песчинки

Потом лето мимогрядущее мимотекущее медовое прошло и разнотравье малахитовое

переспело перемлело полегло

И я захворал в одиноком деревянном доме сарае ковчежце моем

И лежал средь осени дождливой одинок одинок как забытый лесной бочажок

Окрест никого никого — только всеохватный всемутный угнетатель дождь дождь дождь

И вдруг сонно бредово слышу чую что кто-то тычется лепечет шелестит в моё окно

Дождь? не дождь? Дождь? не дождь?.. а кто? еще? придёт?

в травяное одинокое житьё? бытьё поросшее травой моё?..

Я открыл окно в дождь и увидел её

И она тихо нежно влетела и опустилась угнездилась на мое горящее лицо

И её трепетливые хлопотливые лапки и крылья заделитронули ресницы

огненные оголенные забвенные мои

И она нежно гладила меня по щеке бархатистым пыльцевым брюшком

как дальная моя матушка ласкала меня давным давно ночным баюкающим рукавом

А в неслыханных квадратных очах её сияли вспыхивали

лились текли алмазные изумрудные переливчатые слезы

О Боже! Бред? Сон?.. О Боже?..

Потом я уснул бездонно как деревенское болезное дитя которому дали упоительный мак

А утром меня покинула хворь дурь истома огнь

И я пошел в осенний опадающий лес неистово мокро златой

И я искал её — слезную целительницу летучую мою

Но не нашел…

…Здесь ночью бурьян дорастает до звёзд

Здесь жены и дети пьют водку

Но именно здесь

Пойдёт по водам Иисус Христос

Отринувши смерть как лодку…

Афонский монах позвал меня и сказал:

— После Золотого и Серебряного века русской поэзии вдруг явился век Алмазный — твоя поэзия.

Господь наш дал тебе алмазное перо.

Хватит тебе заниматься литературой.

Напиши о Детстве Иисуса Христа, нашего Спасителя.

Алмаз режет камень, Пусть простые Слова твои будут, как высеченные, выбитые на камне.

Я сказал сокрушенно:

— Батюшка, непосильная ноша. Не для человека…

Кому Господь дал алмазное перо рассказать, хоть смутно, об этих затерянных алмазных днях? О том Святом Агнце? О том Отроке вечноюнном, вечновесеннем?..

Ты видишь — я только подумал о Нем, как слезы застилают глаза…

Разве Святое молчанье Евангелистов не выше всех поэтических видений и фантазий?

Монах сказал:

— Две тысячи лет человечество всматривается в те Святые первоначальные Дни Детства Христа!..

Во Дни Святого Гнезда и Святого Птенца!

И ты вглядись! Ведь эти Дни были.

Господь даст тебе мимолетно свято увидеть Те ускользающие обветренные Дни Дни Дни, когда Спаситель был ещё более Человеком, чем Богом…

Из бездны, тьмы времен вдруг явятся те пресветлые Дни.

И уж невозможно будет отойти, отлепиться, отстраниться от Них всем человекам на земле…

Только очисти душу от суеты, как древнее зеркало от жемчужной пожирающей пыли…

Я сказал:

— Отец, пыль столетий пожирает не только глаза человеков, но и

зеркала…

А тут пыль тысячелетий… Как глядеть чрез неё?

Вот он — тысячелетний песчаный хамсин, хамсин — Великий Ветер

Пустынь!..

Ветер непобедимого Забвенья…

Как узреть Те Дни чрез него?..

Хамсин, хамсин, лишь ты вечен и неизменен…

И две тысячи лет назад ты стоишь, течешь летучими песками над Назаретом…

… Хамсин, хамсин, ты вечен и течешь над Назаретом…

— Ах, иму, иму, мама, мама, маа! Как сладко пахнет в хамсине иерихонская роза, роза! На крыше назаретского глинобитного домика нашего… Вылепленного из глины и дикого острого камня.

И стены домика нашего похожи на наши рваные и оттого еще более родные одеяла, из которых светятся по ночам мои острые колени как камни…

Мама, матерь, как роза попала на крышу?