Гийом Мюссо - Спаси меня

Нью-Йоркская бухта. Раннее январское утро.

С огромной высоты, оттуда, где облака мчатся на север, видны остров Эллис-Айленд и статуя Свободы. Очень холодно. Город парализован снежной бурей.

Вдруг в толщу облаков ныряет птица с серебристым оперением. Она пикирует к изломанной линии горизонта. Идет снег, но птица словно не замечает его. Неведомая сила влечет ее на север Манхэттена. С пронзительным криком она стремительно пролетает над Гринвич-Виллидж, Таймс-сквер, Верхним Уэст-Сайдом и садится на ворота, ведущие в Морнинг-сайд-парк.

Мы на другом конце парка, рядом с Колумбийским университетом. Меньше чем через минуту в окне на последнем этаже небольшого дома вспыхнет свет. Молодой француженке Жюльет Бомон остается спать всего три секунды.

На тумбочке включился радиобудильник. Жюльет высунула из-под одеяла руку и стала шарить вокруг. Будильник упал на пол, ужасный звон прекратился.

Протирая глаза, Жюльет вылезла из кровати, сделала несколько шагов и тут же запуталась в коврике. Проехавшись по скользкому паркету, она вскрикнула и упала. Вскочила на ноги и схватила очки, которые ненавидела, но была вынуждена носить из-за близорукости. Очки — это все-таки лучше, чем линзы.

Спускаясь по лестнице мимо множества небольших зеркал, купленных на блошином рынке, — молодая женщина, волосы до плеч, веселые, хоть и заспанные глаза, — она задержалась, глядя на свое отражение, поморщилась и попыталась привести в порядок волосы, заправить за ухо выбившиеся золотистые пряди. Футболка с глубоким вырезом и кружевные трусики — это выглядело сексуально и в то же время забавно. Жюльет помедлила, вернулась в комнату за толстым одеялом в шотландскую клетку и грелкой, сохранявшей остатки тепла. Система отопления никогда не была сильной стороной квартиры, которую она уже три года снимала вместе с Коллин.

«Подумать только, мы платим за нее две тысячи долларов!» — вздохнула Жюльет.

Завернувшись в одеяло, она стала, как пингвин, прыгать со ступеньки на ступеньку и, спустившись вниз, толкнула дверь на кухню. Давно поджидавший ее толстый полосатый кот прыгнул к ней на руки и тут же, едва не оцарапав, забрался на шею.

— Жан Камий! Прекрати! — вскрикнула Жюльет и, взяв кота за шкирку, спустила его на пол.

Кот недовольно мяукнул и удалился в свою корзинку. Жюльет поставила кастрюльку с водой на плиту и включила радио.

«…сильная снежная буря, обрушившаяся два дня назад на Вашингтон и Филадельфию, движется на северо-восток страны, задев по пути Нью-Йорк и Бостон.

Сегодня утром Манхэттен проснулся под толстым слоем снега, полностью парализовавшим движение. Город живет в замедленном ритме.

Непогода также нарушила движение воздушного транспорта. Все рейсы из аэропортов имени Джона Кеннеди и Ла Гуардиа отменены или отложены.

Обстановка на дорогах очень напряженная. Власти города советуют как можно меньше передвигаться на машинах. Железнодорожная компания „Атмарк“ сообщает, что некоторые поезда отменены. Впервые за последние семь лет зоопарк, городские музеи и многие достопримечательности закрыты для посещения.

Снежная буря, начавшаяся в результате столкновения массы влажного воздуха с Мексиканского залива с холодным фронтом, пришедшим из Канады, перемещается в сторону Новой Англии.

Будьте как можно осторожнее!

Вы слушаете „Манхэттен, 101,4“.

„Манхэттен, 101,4“ — дайте нам десять минут, и мы подарим вам целый мир…»

Слушая новости, Жюльет зябко поеживалась. Скорее! Нужно как-то согреться. Она порылась в кухонном шкафу. Ни чая, ни растворимого кофе. Чувствуя себя немного неловко, она выудила из раковины пакетик чая, который уже заваривала Коллин.

Еще не до конца проснувшись, она уселась на подоконник и стала смотреть на город, укрытый белым одеялом.

Ей было грустно, потому что в конце этой недели она должна покинуть Манхэттен. Это решение далось нелегко, но невозможно и дальше закрывать глаза на очевидное: Жюльет любила Нью-Йорк, но он не отвечал ей взаимностью. Надежды не оправдались, мечты не сбылись.