Гийом Мюссо: Спаси меня

Жюльет остолбенела. Похоже, этот незнакомец прекрасно ее знает, но ведь за все это время она перекинулась с ним всего парой слов!

— Посидите со мной минутку, — предложил он.

Жюльет помедлила, глядя ему в глаза, но не увидела в них ничего угрожающего. Только доброжелательность и усталость. Огромную усталость. И еще в них словно пылал какой-то внутренний огонь.

В конце концов она решила сесть за его столик. Мужчина знал, что эта девушка была нерешительной и ранимой, хотя выглядела веселой и энергичной. Он бы предпочел не вмешиваться. Но времени оставалось мало. Его жизнь была сложной, дни очень длинными, а работа не всегда приятной. И он сразу перешел к делу.

— Вы думаете, что ваша жизнь не удалась, но вы ошибаетесь.

— Почему вы мне это говорите?

— Потому что вы сами об этом думаете каждое утро, стоя перед зеркалом.

Жюльет отпрянула.

— Откуда вы знаете, что…

Но он не дал ей договорить.

— Нью-Йорк — очень жестокий город, — продолжил он.

— Да, это правда, — согласилась Жюльет. — Каждый бежит по своим делам, никому ни до кого нет дела. Тут всегда давка, как в метро, но все очень одиноки.

— Верно, — ответил он, разводя руками. — Этот мир таков, тут уж ничего не поделаешь, хоть нам и хочется, чтобы он был справедлив и чтобы у хороших людей все было хорошо.

Он помолчал немного и снова заговорил:

— Жюльет, вы хороший человек. Я как-то видел, что вы обслужили человека, которому не хватило денег расплатиться, хотя прекрасно знали, что у вас вычтут из жалованья.

— Но это же такая мелочь. Это пустяки, — пожала плечами Жюльет.

— Да, мелочь, и в то же время это совсем немало. Пустяков не бывает, но мы не всегда правильно оцениваем последствия своих поступков.

— Почему вы мне это говорите? — снова спросила Жюльет.

— Нужно, чтобы вы поняли это до того, как уйдете.

— До того, как уеду во Францию?

— Берегите себя, Жюльет, — сказал он, вставая.

— Подождите!

Жюльет сама не знала почему, но ей нужно было во что бы то ни стало удержать его. Она кинулась за ним, но он уже вышел из кафе. Вращающаяся дверь замела в зал немного снега, и Жюльет поскользнулась — в третий раз за день. Она покачнулась назад и едва успела ухватиться за плечо мужчины, который искал свободное место, держа в руках поднос. Жюльет упала, увлекая его за собой, горячий капучино забрызгал их с ног до головы.

«Вот опять! Опять! Неуклюжая корова, а еще мечтает быть изящной, как Одри Хепберн!»

Жюльет вскочила, покраснев как рак, рассыпалась в извинениях перед посетителем, который вне себя от бешенства угрожал подать на нее в суд, и выскочила наружу.

Манхэттен уже снова жил в своем обычном ритме. На улицах было многолюдно, звуки города обрушивались на голову, как снег, падающий с крыши. Мимо кафе проехала машина, убирающая улицы, ее рев на некоторое время заглушил шум уличного движения. Жюльет надела очки, посмотрела по сторонам, но того, кого она искала, нигде не было видно.

В это самое время Сэм поднимался на лифте. Выйдя из него, он прошел по коридору и остановился перед палатой номер 808.

— Добрый вечер, Леонард.

— Входите, доктор, входите!

Вообще-то человек, к которому Сэм, заканчивая вечерний обход, заходил в последнюю очередь, не был его пациентом. Леонард Маккуин был одним из самых старых обитателей больницы Святого Матфея. Сэм познакомился с ним прошлым летом во время ночного дежурства. Старик Маккуин никак не мог заснуть и вышел на крышу, чтобы подышать свежим воздухом и выкурить сигарету. Разумеется, это было запрещено. Не говоря уже о том, что у Маккуина был рак легких в последней стадии. Но Сэму, когда он увидел старика на крыше, хватило такта не устраивать ему выволочку. Он просто сел рядом, и они стали разговаривать, наслаждаясь вечерней прохладой. С тех пор Сэм регулярно заходил к Маккуину узнать, как дела, и оба относились друг к другу со взаимным уважением.

— Ну, Леонард, как вы себя сегодня чувствуете?

Маккуин приподнялся на постели и бодро ответил:

— Вот что я вам скажу, доктор! Никогда не чувствуешь себя таким живым, как на пороге смерти.

— Ну, вам до смерти еще далеко.

— Доктор, давайте без этого. Я прекрасно знаю, что мне скоро крышка.

И словно в доказательство своих слов, старик зашелся в долгом приступе кашля, который свидетельствовал о том, что его состояние снова ухудшилось. Сэм помог ему пересесть в кресло-каталку и подвез к окну. Приступ прошел. Маккуин как завороженный смотрел на город, лежавший у его ног. Больница стояла на берегу Ист-ривер, из окна была как на ладони видна башня из стали, мрамора и стекла — здание ООН.