Подробности родителям доложила продавщица из папиросного ларька, и в Филькином воображении ларек этот уже пылал ярким пламенем. Верку было жальче, чем себя. Детям был объявлен домашний арест на две недели, и Филька представлял себе, как под раскидистой липой собираются без него, как без него лупят голы в железные ворота трансформатора, как без него лезут в кусты бузины за очередными зарядами для плевательных трубочек.
Жизнь происходящая без его участия…
…Филимон отчетливо увидел улицу, двор, липу и свежепобеленное здание трансформаторной будки. Из окна небогато обставленной комнаты раздавались сердитые голоса взрослых и плач детей. Из других окон вылетали обрывочные фразы соседей, песенка про бабочку и мотылька, звуки электрической швейной машинки и грохот моющихся кастрюль. Дом готовился ко сну. Филимон поднял глаза на железную полоску с адресом на углу дома и прочитал: «Большая Житомирская, 12».
Из темной подворотни неожиданно вынырнула фигура пьяного вдрызг мужичка интеллигентной наружности, и он, поправив очки на длинном носу, многозначительно произнес:
— Если вы злы, то почему умеете творить добро своим детям, а если вы считаетесь добрыми и сердечными, то почему же вы не творите также добра нашим детям, как и своим?»
— Лев Толстой? — попытался угадать автора цитаты Филимон.
— Боже мой, — со стоном пропел мужичок и с трудом расстегнул пуговицы на ширинке, — что за страна? Ивана Грозного путают со Львом Толстым!
Мужику стало легче, а Филимон отвернулся и увидел, как по экрану компьютера заскакал зайчик с конвертиком в руках.
Филимон вытащил известие из Интернета и негромко прочитал вслух:- «Только ничего не бойтесь. Вы движетесь по спирали и можете цеплять совершенно неожиданные отголоски. Кстати, если вы думаете, что далеко от нас убежали, то заблуждаетесь. Спокойной ночи, Натали».
Ему стало даже радостно от того, что его все-таки засекли. Филимон оттарабанил по клавишам встречное «спасибо» и вслед нагрянувшие строки:
На перекрестке трех дорог
Мой конь случайно оступился…
И чей-то звонкий голосок,
Вдали, с высокой ноты сбился.
То ли конь устал, то ли путь разбит,
То ли время мне призадуматься —
Что за песня там, за рекой звенит,
Словно эхо ушедшей юности?
Полузабытая строка
Ко мне вернулась звонким эхом.
И только времени река
Ей вторит тихим женским смехом…
И не конь устал, И не Бог послал,
И не в нас вопрос, если вдуматься.
Просто лег порог Посреди дорог
Между жизнью и нашей юностью…
Натали никак не отреагировала на поэтическую импровизацию, и Филимон, вздохнув, вернулся к прозе жизни:
«Фильку решили отдать в школу рано — в шесть лет. Кроме того, что он бегло читал и писал, в детском садике с ним уже просто не могли справиться по причине отвратительно упрямого характера и неистребимой жажде активных действий.
Он постоянно создавал воспитательницам старшей группы повод для инфаркта: на новогоднем утреннике, когда появился весьма странный Дед Мороз с тощим мешком подарков и явно заплетающимся языком, Филька совершенно сознательно дёрнул деда за бороду, чем вызвал море радости и веселья среди ветеранов старшей группы. Под бородой оказалась красная, потная физиономия завхоза Василия Васильевича, знакомого всем по раздаче картошки и мыла. Бороду приклеить вновь не удалось, и Мороз-завхоз позорно покинул поле боя под плач самых маленьких и легковерных карапузов.
Летом же, одна из нянек обратила внимание на дружную компанию из старшей группы. Круг молодых людей собирался на корточках вокруг местных прима-красавиц Ирочки и Светочки, и юная поросль увлечённо сражалась в модную игру под названием «бутылочка». Пойманные на месте преступления развратники мужественно взяли вину на себя, хотя с правилами игры их познакомили дамы сердца.
Старшая группа явно созрела для первого класса киевской школы № 25, куда и была приписана почти в полном составе.
Первое сентября надвигалось неумолимо, а Фильку просто преследовали дурные предзнаменования. Вначале он попал в неприятную ситуацию на Гончарке: ему необходимо было добраться до куста бузины, ягодами которой, из боевой плевательной трубки, можно было здорово ответить врагам из восьмого номера. Куст рос на крутом склоне Гончарной горы, куда, в то время, мусорные машины свозили «непищевые отходы», а точнее — бумагу, упаковки, железные банки и болванки. Не дотянувшись до боеприпасов всего несколько сантиметров, Филька поскользнулся на какой- то мерзости и кубарем покатился вниз. Земля и небо ритмично менялись местами, а вслед за ним гналась огромная консервная банка. Нет, по дороге встретились и другие острые и режущие предметы, но эта банка стремилась нанести наибольший ущерб Филькиному лицу. В результате, когда он совершил обратное восхождение от подножия горы до собственной квартиры, Верка чуть не сошла с ума, увидев в кухне окровавленного брата. Ей приходилось переживать по двум причинам: она отвечала за младшего и если после случая с троллейбусом получила взбучку от мамы портновской линейкой, то в данном случае трудно было представить себе степень наказания. Вторая причина была более мелочной — собственно жизнь и здоровье младшего брата, но к данному вопросу у Верки уже было своё отношение, и иногда ей самой хотелось нанести младшему родственнику травму, причём — существенную. Выручила Анна Абрамовна, которая с помощью перекиси и зелёнки выяснила степень повреждений, и сам Филька, который благородно сознался папе, что обманным путём ускользнул от старшей сестры. Результат этого мужского поступка заставил Филю долгие годы размышлять над вечной дилеммой: всегда ли необходимо быть честным и правдивым — к травмам лица и головы добавились синяки от офицерского ремня на нижней части тыльной стороны тела.
Читать дальше