Гарри Гордон - Пастух своих коров

— И что бы это изменило в истории города? С вами все понятно. Напечатайся вы тогда, у вас развился бы аппетит, вы б завели дружбу с литературными комиссарами, незаметно, слово за словом, шли бы на компромисс, вышла бы книжка, другая, вас приняли бы в Союз писателей, и пить вам водку на конференциях с отборными председателями колхозов. Но прежде вас бы женили и рекомендовали взять в качестве псевдонима фамилию тещи, допустим Синицын. К развалу империи вы подошли бы маститым поэтом, и оказалось бы, что читать и публиковать вас никто не хочет, а человеческой профессии у вас нет, потому что так и не доучились смешивать краски. Беда с вами.

— Борисыч хорошо красит, — прогудел Савка.

— Кстати, о непрожитой судьбе как раз следующее стихотворение.

— Боже, как все намешано, — покачал головой Серафим Серафимович. — Хотя, знаете, я, кажется, начинаю вас понимать. По крайней мере, в морской теме. Кстати, если вы не знаете, там же у вас на юге зародилась целая школа. Ее придумал ученый грек. Как его… Костаниди…

— Костанди, Кирияк Константинович.

— А, знаете? Странно. Смешноватая школа. У них приоритет цвета над формой и состояния над жестом. Доморощенный импрессионизм. Получается, что прозрачные тени диктуют условия. И даже стрекоза, которой негде сесть, оказывается важным агентом. Особенно, если она все-таки садится, но на горькую полынь. Вы, Петр Борисович, умеете обращать свои недостатки в достоинства. Наивность ваша все-таки художественна, и небрежение профессионализмом происходит у вас не от любительства, а от влюбленности.

— У меня даже была строчка, — обрадовался Петр Борисович: — «не любитель, но влюбленный в зыбком ялике сидит».

— Сидит, и пусть сидит, — недовольный, что его перебили, сказал Серафим Серафимович. — Нельзя говорить «у осторожности в загоне». Что еще за загон такой! И эти ослепленные безвольные медузы… Гадость какая.

— Борисыч! — да погоди, Херсимыч, дай спросить, — сердился Савка, — а на что у вас в море ловят? На блесну? Я слышал, там судак.

— Судак, Савва, бывает, но на границе с пресной водой. В гирлах лиманов, например. Иногда, при лиманском течении, он ходит и по морю, но слепнет от соленой воды и не клюет. А в основном что: бычок, ставрида, камбала. Когда-то давно, во времена этих стихов водилась еще скумбрия, и пеламида, и луфарь. Но… Синица подожгла море, а Хаммер построил аммиачный завод, а танкеры с нефтью лопаются, как мидии, извините за метафору. Благородная рыба ушла, и теперь ее кушают болгары и турки. А ловят… Ставридку — на самодур — перышки такие вокруг крючка, камбалу и бычка — на креветку, или на фиринку — килька такая. Впрочем, в последние годы и креветки не стало…

— Везде нелегко, — вздохнул Савка.

На рассвете над Петром Борисовичем склонилось серое лицо.

— Я прошу прощения, вы так сладко спали, — нежно прошептал Серафим Серафимович, — но у меня от этой браги случилась диарея. И к сортиру мне не пробиться сквозь снега. Ваша усадьба рассчитана на здоровый крестьянский образ жизни. Так что, не будете ли вы так добры…

— Что ж вы молчите, — вскочил Петр Борисович, — валенок надели?

Далеко от крыльца уйти не удалось.

— Спокойно, — приговаривал Петр Борисович, — обнимите меня за талию. Снимаем штаны… Так, а теперь обнимите мою ногу. Крепче… Полный вперед.