Александр Зиновьев - Желтый дом. Том 1

Учитель тоже был удостоен книги Тормошилкиной с дарственной покровительственно-назидательной надписью. Он вырвал титульный лист с этой надписью и сунул книгу в мусорную урну около редакции «Коммуниста». И плюнул вдогонку книге. Удивительное дело, сказал он. Книга — диссертация, и за нее не положен гонорар. И однако Тормошилкина гонорар получила. Гонорарные книги нельзя включать в свой индивидуальный план по институту. Но книгу Тормошилкиной зачли как выполнение плановой работы за три (!) года. И премию к празднику дадут, что тоже не положено. И никто не пикнет. Считается, что все так делают. Нет, далеко не все. Это надо приспособиться, влиться в особую институтскую мафию, через которую-то и благодаря которой становится возможным эксплуатировать общество в свое удовольствие. Институтские дуры уже носятся с идеей выдвижения Тормошилкиной на Государственную премию. Если не выдвинут или выдвинут, но не дадут, сколько будет искреннего негодования по адресу «мракобесов». Еще бы, ведь Тормошилкина «на голову выше»! И это — прогресс?! Самый настоящий, сказал Добронравов. Во-первых, прогресс — это не значит еще хорошо. Это просто более точное, тонкое, адекватное приспособление к данным условиям бытия. Общественный прогресс обычно совершается в таких формах, что избави Боже. Иван Грозный, Петр, Ленин, Сталин... Прогресс — это прежде всего насилие, убийство, кровь. А во-вторых, Тормошилкина действительно на голову выше Петина, Федькина, Канарейкина и прочих зубров. Если отсчет вести от пещерного человека, сказал я, то эти зубры будут выглядеть сверхгуманными сверхгениями. А ну их всех, сказал Учитель. Надоело! Давайте что-нибудь веселенькое. Цены повышают, это точно, сказал Добронравов. На золото — на шестьдесят процентов, на кофе — на четыреста, на бензин — на триста! Что же, сказал Учитель, придется оставить мечту о золотых унитазах более счастливым потомкам и перестать пить кофе и бензин. На вино, сказал я, тоже повысят. Твою мать, сказал Учитель. Твою мать, сказал Добронравов. Твою мать, сказал я.

Что такое русский народ, говорит Добронравов. Народ, постоянно живущий в условиях дефицита всего необходимого, страха что-то потерять, быть обиженным и даже уничтоженным, ожидания худшего, боязни быть обойденным другими и т.д. и т.п. Отсюда — вечное раздражение, толкучка, злоба, нытье, толкание в спину и наступание на ноги. Постоянная готовность впасть в паническое состояние, наброситься на соседа, предать ближнего. Основа основ его психологии — слава Богу, что хоть целы пока, что хоть что-то есть, что раньше еще хуже было (или что раньше не то было, — смотря по обстоятельствам). Так о каком тут духовном единстве нации речь может идти?! А наверху вечно справляли свои государственные оргии инородцы — варяги, немцы, грузины, евреи... А свой брат, если вылезал вверх, становился для своего народа хуже варяга, немца, грузина, еврея... А когда нарождалось что-то значительное в области духа нации, шли погромы, погромы и погромы. Власти совместно с самим же русским народом до основания выкорчевали всякие попытки лучшей части русского народа выйти в народы европейские. И опять матрешки, балалайки, пляски, самовары. Смешно, сейчас русский народ вообще не пляшет (и плясал ли раньше?) и не тренькает на балалайке, а самовары имеют только иностранцы. И вообще, проблема русского народа — дохлая проблема. Пожалеть русский народ можно. Но рассчитывать на некое русское национальное самосознание как на фактор прогресса — бессмысленно. Он в прошлом, а не в будущем. А прошлое не менее печально. Мы захватили огромные территории. Насилуем половину Европы. Лезем во все страны мира. А толку что? Захватить-то мы можем. А удержаться? А освоить? Конечно, мы можем дикарей поднять до своего полудикого уровня. Но цивилизованному миру мы несем явное занижение всех лучших продуктов цивилизации, если не сказать большего. Мы заражаем мир серостью, халтурой, ленью, враньем, ненадежностью, лицемерием, коварством, пошлостью, насилием и т.д. и т.п. Это говорю я, русский человек, познавший русский народ и страдающий за его трагическую судьбу. И не мероприятиями тут можно исправить положение, а лишь изменением всей исторической ориентации народа, которая через много поколений может дать эффект. А возможно ли это? Насколько я разобрался в законах истории, историческая ориентация больших народов неизменна. Способные русские люди? Их основная цель — любыми средствами выбиться из народной трясины и заиметь какие-нибудь привилегии. Короче говоря, русский народ — удобная арена для проходимцев и материал для авантюрных экспериментов. Для коммунистических в том числе, сказал я. Для коммунистических в особенности, сказал Учитель. Всегда для коммунистических со времен Ивана Грозного, сказал Добронравов.