Александр Зиновьев - Желтый дом. Том 1

Есть люди, считающие Москву прекрасным городом, думал МНС. Вот чудаки! Хотя это — в основном иностранцы, то есть в большинстве случаев советские холуи и наймиты. А прочие воспринимают Москву не как возможное место жизни для себя, а как своеобразную экзотику, как туристическое зрелище. Нравятся же им матрешки, самовары, расписные деревяшки! Знали бы они, что вон то впечатлительное современное здание за фундаментальн забором — не научно-исследовательский институт, а сверхсекретная тюрьма КГБ. Интересно! На виду у всех и вместе с тем скрытно от всех.

О том, что тут — тюрьма, он узнал недавно из спора двух забулдыг в забегаловке поблизости. Забулдыги упомянули об этом как о чем-то самом обычном и общеизвестном. Смешно, народ даже остановку автобуса переименовал из «Институт» в «Тюрьма». Однажды он сам слышал как водитель объявил остановку: «Тюрьма КГБ». Забулдыги спорили о том, какие прогулочные дворики в этой тюрьме. Один настаивал на том, что дворики расположены на крыше и имеют размеры четыре на восемь, а его оппонент утверждал, что дворики расположены в середине, и размеры в них — три на девять.

Вот в этом красивом здании с садом расположено одно самых отвратных учреждений в стране — Институт психиатрии, дающий КГБ медицинскую санкцию помещать неугодных в психиатрические тюрьмы под видом сумасшедших. Директор института — академик, видный ученый, член многих научных обществ на Западе, депутат Верховного Совета. Интересно, думал МНС, доведется мне побывать тут? Боюсь, что придется. Хотя за что? Что я сделал плохого? Но почему Они так ретиво взялись за меня? Что Им нужно? Сосед сам рассказывал, что вчера целых четыре человека приходили, устанавливали скрытую аппаратуру. Неужели они не только подслушивать будут, но и фотографировать? А может быть, даже телекамеру скрытую установили? Они теперь и в темноте все видеть могут. А зачем все это? У меня же никто не бывает. И я все время молчу.

В центре было совершенно пустынно. Не видно было даже милиционеров и переодетых агентов. Прячутся, наверно. Стоит, например, сейчас сделать резкий поворот к Марксу, как они немедленно возникнут из ничего и схватят за руки. На Марксе, между прочим, ни одного голубя! И чист как огурчик! Значит, все-таки решили эту трудную проблему. Нет таких крепостей, которых большевики не могли бы взять! С космосом справляемся, а чтобы с голубями не справиться?!

На Лубянке тоже ни души. Стройный Железный Феликс четко вырисовывается на фоне прекрасного в своей нелепости здания КГБ. Интересно, смогла бы та девочка выполнить свой замысел ночью? Где она сейчас? В Сычевке? Вряд ли, скорее всего, ее ликвидировали и испарили совсем. Чем объяснить ее поведение? Отличница, из обеспеченной семьи, примерная комсомолка. Ни за что не поверю, что она была психически больна. В чем дело?

В здании КГБ кое-где горел свет. Ощущалось наличие какой-то жизни. В этом здании одни прогулочные дворики есть внизу, другие — на крыше, это точно. Вот эта дверь... Маршрут можно изменить. Гораздо удобнее идти от центра. И выход из-за угла будет более резким и неожиданным. И расстояние короче. И с точки зрения бросания удобнее — правая рука у стены, не так-то просто схватить ее. Неужели Они способны и в душах людей читать? Не верю! Они себе цену набивают. Когда он закрывал за собой дверь комнаты, ему показалось, будто раздался чуть слышный щелчок.

— Добродетельные и развратные, умные и глупые, красивые и безобразные, — все равно все сдохнем. Зачем в таком случае сдерживать себя, ограничивать во всем? Хватай, если случай представился! Вот и вся моя философия. Только мне не так уж много надо. Одного тебя вполне достаточно.

— Не все сдохнем. И не совсем. Некоторые могут жить вечно.

— Сказки. Десятилетку-то я все-таки окончила.

— Может быть, и сказка, зато красивая. Самая красивая сказка изо всего, что люди выдумали. А йоги считают, что это не сказка. У каждого человека, считают они, есть некая тонкая духовная оболочка. Тело умирает, а оболочка живет вечно.

— Не хочу быть без тела. Пусть, наоборот, оболочка умрет, а тело пусть живет вечно. И не стареет. Не хочу быть старой.

— Но ты же не знаешь, как будешь чувствовать себя без тела.

— Без тела не чувствуют.

— Представляешь, постоянное состояние невесомости. Порхай себе туда и сюда.

— Не хочу невесомости. Хочу весить. Хочу тяжелой быть.

— Сколько в тебе?

— Шестьдесят.

— Не многовато ли для твоего роста?