Александр Зиновьев - Желтый дом. Том 1

Факт есть все, что так или иначе наблюдается людьми в окружающей их действительности. Но самое простое наблюдение означает выделение каких-то кусочков мира из мира в целом, причем — выделение их в некоторой их целостности. В общественной жизни предметом наблюдения являются люди, их поступки и взаимоотношения, создаваемые ими вещи, сооружения и т.д. Естественно, тип общества и адекватный ему тип гражданина сказываются на том, как люди выделяют факты своей жизни, какая целостность необходима для происходящего, чтобы считаться фактом, а не вымыслом или искажением. В нашем обществе выделение факта, по крайней мере во многих важных случаях, является специфически идеологическим. Во-первых, оно включает в себя не только беспристрастную констатацию некоторых событий и явлений, но некоторую идеологическую оценку и объяснение их. Без таких оценок и объяснения простая констатация может выглядеть как клевета, если констатируемое оценивается кем-то отрицательно. Например, если вы скажете, что у нас высокопоставленные лица имеют массу привилегий, вы не выскажете факта, а оклевещете наше общество. Чтобы высказать (описать) факт, в данном случае надо изложить некоторые принципы нашей доктрины (мы против уравниловки, у нас оплата по заслугам и т.п.), обосновать справедливость привилегий высокого начальства, отметить превосходство нашего строя, покритиковать прогнивший Запад с его контрастами. Во-вторых, выделение факта у нас включает в себя также положение того, кто его выделяет. Одно и то же сообщение может выглядеть как факт, если на него дана санкция властей или сами власти это делают, и как клевета, если это делается вопреки воле властей и лицами на то не уполномоченными. Например, происходило негласное повышение цен самыми различными способами. Вот один из способов. Выпускается продукт типа А, но более высокого качества. Он стоит дороже обычного. Постепенно обычный исчезает, остается только продукт повышенного качества. И конечно, повышенной цены. Затем вместо высококачественного продукта начинает продаваться обычный, но по цене высококачественного и под его маркой. Когда на это стали обращать внимание диссиденты и иностранные журналисты, их обвинили в клевете. Но дело зашло слишком далеко. Властям пришлось повышать цены открыто. Вместе с разговорами о стабильности цен, о росте качества, о росте благосостояния трудящихся и их потребностей, вместе с криками о росте цен, снижении зарплаты и безработице на Западе это признание уже выступило как признание факта. Таким образом, фактом нашей жизни является не просто нечто случившееся и имеющее место, но оправданное и свидетельствующее о... Конечно, это касается социально значимых явлений. Официально признаваемые мелкие недостатки скопом оценены как доставшиеся в наследие от прошлого. Вспомните в этой связи гегелевское «Все действительное разумно». Это было предвидением принципа нашего общества. Впрочем, в условиях полицейско-бюрократического общества Германии того времени такое предвидение неудивительно. Зачатки коммунизма содержались уже там.

— Почему ты такой одинокий? Неужели у тебя нет друзей?

— У меня много друзей. Кто? Например, Маркс, Ленин, Сталин, Железный Феликс, Берия.

— Это клички?

— Частично клички, частично нет.

— Кто они такие?

— Проходимцы без роду и племени. Человеконенавистники, вообразившие себя гуманистами. Невежды, корчащие из себя ученых. Шарлатаны, играющие в великих мудрецов. Не стоит о них говорить. Последнее время с ними я порвал, и они появляются тут очень редко. Я этому рад. Одиночество мне больше нравится, чем суета на людях.

— Познакомь меня с ними.

— Не хочу. И я тебя ревную.

— Мне нравится, когда меня ревнуют. Познакомь! Я тебе все равно ни с кем не изменю.

— Хорошо. Но я не знаю, где они существуют. Я не могу их позвать. Они являются сами, когда захотят. Они никогда не являются при посторонних.

— Но я не посторонняя. А что ты делаешь, когда один? Это же так скучно, быть одному.

— Нет, не скучно. Я смотрю в потолок или в окно. И маю.

— О чем?

— Ни о чем.

— Думать ни о чем нельзя.

— А я это умею делать.

— Научи меня.

— Этому нельзя научиться. Это — врожденная способность.

— Тогда объясни.

— Это нельзя объяснить. Это просто длящееся состояние.

— Приятное?

— Не знаю. Оно другое. Необычное. В таком состоянии, наверно, пребывает бессмертная духовная оболочка, отделившаяся от смертного тела.