Tarjei Vesaas - Pticy

Оставайтесь там, где вы есть, сказал он своим мыслям и стал одеваться. Теперь ему надо было осуществить свой план.

Из окна он видел озеро, оно было такое же неподвижное, как ночью, когда он выходил из дому. Слегка шевелилась лишь легкая туманная дымка — было прекрасное осеннее утро. Солнце еще не показывалось, но скоро оно взойдет, пригреет землю и растопит остатки тумана.

Маттис так и не смог овладеть своими мыслями. Когда он во­шел в кухню, это было видно по его лицу. Хеге сидела одна. Ёр­ген уже давно ушел в лес, и Маттис был рад этому.

- Что случилось? — сразу спросила Хеге, увидев, что утро не совсем обычное.

Маттис покачал головой — вот и весь ответ.

- Говори, в чем дело! — скомандовала она по старой привыч­ке, и он повиновался, но не до конца.

- Я чуть не умер от всяких мыслей,— ответил он, и это была правда.

- Только и всего?

Он вздрогнул.

- Садись и ешь.

Он попытался немного поесть. Хеге удовлетворил его ответ, больше она ни о чем не спросила. Маттис не спускал с нее глаз, наконец он сообщил:

- Сегодня я начинаю работать на перевозе.

Хеге весело поддержала его:

- Молодец. Это замечательно.

Неужели она так этого ждала? Но вот она вспомнила, что лод­ка ненадежна.

- Маттис, ты как-то говорил, что лодка прохудилась. Она сильно течет?

- Не очень.

- Проверь как следует, и, если она ненадежна...

- В тихую погоду это не страшно, я тебе говорил. Другое дело, когда ветер.

- Пожалуйста, будь осторожен,— попросила она, уже заторо­пившись.— Я не даю тебе с собой завтрак: как проголодаешься, приходи домой.

- Ладно,— сказал Маттис.

Он был уже готов — надо идти — и остановился посреди ком­наты.

- Что-нибудь случилось? — спросила Хеге.

- Нет.

С этим он и ушел. Сейчас он много чего мог бы сказать ей, но говорить не следовало. Тяжело уходить, когда ничего нельзя ска­зать.

Пока он спускался к озеру, из-за вершин поднялось солнце. Его лучи были по-осеннему нежарки, от солнца все вдруг сдела­лось прозрачным, среди сверкающей листвы идти было как будто полегче. Хотя легко Маттису не было.

Он смотрел, как день набирает силу.

- Хороший день для перевоза,— громко и упрямо сказал Мат­тис, потому что спуск сегодня казался ему долгим и тяжким.

Пройдя несколько шагов, он прибавил:

- Нынче ко мне придет много народу.

И еще через два шага:

- И это хорошо.

С трудом он одолел знакомую тропинку, ведущую к берегу и к лодке. Его встретил запах смолы, разбуженный утренним солн­цем. Огромные новые весла лежали в зарослях ольхи, сверкая бе­лой древесиной. Маттис положил их в лодку.

Так, все готово.

Что еще?

Нет...

Теперь следовало действовать быстро. Скорей в лодку. Он от­толкнулся. Но вдруг огляделся по сторонам, рывком повернул лод­ку, выскочил обратно на прибрежные камни, бросился к зарослям березы и ольхи, короной венчавшим берег. Он подбежал к ольхе и впился зубами в ее светло-серую кору, горький ольховый сок обжег губы. Этого никто не должен был видеть, и длилось это толь­ко одно мгновение. На одно безумное мгновение Маттис замер воз­ле дерева, а потом, словно освободившись от чего-то, побежал к лодке — след от его зубов на ольховой коре уже начал краснеть.

Что теперь?

Больше ничего.

Лодка заскользила прочь от берега. Маттис греб и все время смотрел на то, что покидал.

47

На озере никого не было видно, если не считать моторки, которая тихо тарахтела вдали, становясь все меньше и меньше. Маттис хотел осуществить задуманное без посторонних. Разрыв со всем, что он любил и к чему привык, стоил ему большого на­пряжения, и все-таки ему удавалось, как всегда, посылать ниточ­ки-мысли к левой и правой руке — лодка шла ровно. Он греб так же, как в самый обычный день. Он не старался плыть прямо, пра­вя к какому-нибудь определенному месту, это получалось у него по привычке.

Нос лодки одиноко смотрел на пустынные западные склоны, гребец же сидел к ним спиной. Чем дальше Маттис уплывал, тем шире становился родной берег, который открывался ему с его ме­ста. Все, что он видел, было ему дорого.

Иногда он думал: не надо туда смотреть — и на мгновение опускал глаза.

Но куда денешься от мыслей? Один создан так, другой — ина­че, думал Маттис, продолжать эту мысль он не смел. Он должен сдерживать себя, чтобы у него хватило сил осуществить свой план.

Теперь уже решаю не я, выбор будет сделан без меня.

Когда весла поднимались над водой, они указывали на поки­нутый берег, новые грубые весла, на них будет удобно плыть, если лодка под ним пойдет ко дну. Хорошо, что он совсем не умеет плавать, нисколечко: если бы умел, такое испытание не имело бы смысла.