Tarjei Vesaas - Pticy

Маттис сказал:

- Она улетела, как только я увидел ее.

Вот сейчас, сейчас Хеге задаст свой раздраженный вопрос: по­чему он вернулся, ведь он должен быть на работе. Лучше уж на­чать самому.

- Я вернулся, потому что для меня не нашлось работы. Я же знал, что так будет. А потом один человек сказал, что сейчас на­чнется гроза. Но ее не было.

- Да, не было,— сказала Хеге.

- И еще меня остановил один знакомый,— сказал Маттис.

Ему вдруг захотелось сказать правду. А это была правда.

- Угу.

Хеге не рассердилась, но была какая-то необычная. Потому что прекрасная птица так красиво отражалась в лице Маттиса.

14

Утром Маттис думал, и сердце его было переполнено: се­годня мы будем с вальдшнепом.

Что это значит, он не смог бы объяснить. Да ему и не требо­валось объяснений. В воздухе над домом остались полосы от того, что вальдшнеп пролетал тут, пока Маттис спал, и нынче ночью, и все эти ночи. Спать казалось Маттису грехом.

Чем больше он думал о вальдшнепе, тем больше верил, что его появление — это добрый знак. Что-то изменилось. Вот вальд­шнеп и тянет теперь здесь и утром и вечером, но только тогда, когда люди прячутся по своим домам.

Маттис считал, что это к добру. Сам он мог сидеть на крыльце и следить за тягой, сколько ему вздумается. Они с вальдшнепом были вместе.

Сегодня их ждал новый день.

Маттис был полон вальдшнепом. Он не мог удержаться и гово­рил только о нем. Хеге это надоело, и Маттис решил, что будет говорить о вальдшнепе так, чтобы Хеге не догадывалась, о чем речь, она ничего не поймет, а ему все-таки станет легче. Рано утром, когда Хеге поставила перед ним тарелку с едой, он ска­зал ей:

- Теперь я летаю туда и сюда.

- Как это? — терпеливо спросила Хеге.

- Так.

Маттис провел в воздухе пальцем в том направлении, в каком тянул вальдшнеп.

Хеге собиралась приняться за работу. Она вечно спешила. Маттису хотелось поделиться с ней тем, что переполняло его, но Хеге в своей слепоте не видела этого.

- Подожди, Хеге, еще много всего.

- Давай быстрее.

- О некоторых вещах ты почти ничего не знаешь.

Он сказал это мягко и немного испуганно: все-таки он гово­рил с одной из умных.

- Ну так объясни,— попросила Хеге.

- Летаю туда и сюда,— сказал он.— Пока ты спишь. Каждую ночь,— закончил он.

Теперь она глядела на него как на взрослого и вдруг сказала одну странную вещь:

- Хорошо, что у тебя это есть. Я этим похвастаться не могу.

Она стояла не шевелясь и уже не спешила к своим сложным цветам с восемью лепестками. Сегодня и она услышала нечто та­кое, что остановило ее.

- А как же ты без этого? — спросил он и допустил ошибку.

Настроение исчезло. Хеге замкнулась, хотя сама и была вино­вата.

А в Маттисе все бурлило и пело: мы с вальдшнепом! Он не мог не пройтись через лесок, над которым тянулась невидимая в небе полоска. Отныне это был его путь, путь, на котором его ждала радость. И опять надежда не обманула его — вскоре он был вынужден остановиться.

Ты — это ты, сказало в нем что-то,— во всяком случае, так ему послышалось.

Это было сказано на птичьем языке. Птичьими письменами.

Он стоял возле высохшей лужи как раз под тем местом, где тя­нул вальдшнеп. Стоял словно завороженный. И читал адресован­ное ему послание, иначе это нельзя было назвать.

На гладком буром дне высохшей лужи были видны отпечатки птичьих лапок, кроме них, в сырой земле виднелось множество круглых глубоких дырочек. Здесь ходил вальдшнеп. Дырочки — это следы от его клюва, которым он вытаскивал из почвы что-то съедобное, а иногда просто писал на земле.

Маттис нагнулся и читал то, что было написано. Всматривался в легкие танцующие следы. Вот он какой легкий и красивый, мой вальдшнеп, думал Маттис. Вот как легко ступает он по болоту, когда устает от неба.

Ты — это ты, было написано на земле.

Словно приветствие.

Маттис нашел палочку и на свободном кусочке бурой земли написал ответ. Писать обычными буквами он не мог, ведь это было адресовано вальдшнепу, Маттис тоже писал на птичьем языке.

Вальдшнеп прочтет его письмо, когда прилетит сюда в сле­дующий раз. Здесь хожу только я, значит, только я и мог это написать.

Крутом было тихо и таинственно. Лучшего места для свида­ния быть не могло. Крохотное болотце окружали высокие деревья; проникая на прогалину, солнце щедро заливало и сушило почву для танцев тех, кто был так пуглив и легок.

Не следует ли пробыть здесь весь день и весь вечер и дождать­ся птицы? Может, она прилетит и сядет рядом с ним?