Юли Цее - Темная материя

Шильф отрицательно качает головой, в которой перекатывается медленно остывающий шарик. Он подает Оскару штифт, которым нажимают на кнопки.

— Вы хотите, чтобы я это за вас докончил? — Оскар вертит штифт двумя пальцами. — Вы хотите посмотреть, как я выиграю за вас эту игру?

Шильф не отвечает. Потерев подбородок, Оскар оглядывается по сторонам. В конце концов он кладет компьютер на живот комиссару и немного наклоняет его, чтобы тому был виден дисплей.

— Конем сюда. В вилке погибает черная королева, и ваша ладья получает свободу передвижения.

Штифт тычется в клетки доски. При каждом прикосновении компьютер, стоящий на рубашке комиссара, покачивается у него на пуговице.

— Пешка доходит до последней линии, превращается в ферзя — шах. Король вынужден прятаться. Ставим сюда ладью. Et voilà.

— Congratulations [34] Поздравляю! (англ.) , — мигает дисплеем компьютер.

— Мат черному королю, — говорит комиссар.

— Да, — говорит Оскар. — Мат.

— Вы — гений.

— Не говорите мне, что вы не задумали этого заранее!

— Я только четыре недели как начал играть.

— В таком случае… — говорит Оскар, прищурясь так, словно хочет взглядом проникнуть в какую-то точку, скрытую во лбу собеседника, — в таком случае гений, несомненно, вы. Вы можете встать?

Шильф еще раз вытирает лицо и возвращает платок. Одной рукой опираясь на плечо Оскара, он встает с дивана. Дойдя с его помощью до середины комнаты, он протягивает руку к свисающему от вороны шнурку.

— Она давно уже сломалась, — говорит Оскар.

В прихожей Шильф засовывает ноги в ботинки и оставляет шнурки незавязанными. Сильно дернув за дверь, придавленную снизу ковром, Оскар отворяет ее и придерживает, пропуская Шильфа.

— Думаю, теперь вы знаете все, что вам требуется знать, — говорит он.

К улыбкам, которыми они обмениваются на прощание, примешано легкое сожаление.

Ветер улегся. Озерная гладь с виду так прочна, что комиссара даже манит проверить, не обрел ли он способность хождения по воде. Гравий под ногами громко отзывается на каждый шаг. Шильф вытягивает одну руку в сторону, воображая, как идущая рядом Юлия кладет голову ему на плечо и говорит что-то милое о просветах, появившихся в облаках, и мигающих звездах. Пронзительным криком предупреждает об опасности какая-то птица и, не дождавшись ничего особенного, безмолвно и незримо вновь погружается в тишину. Комиссар идет на вокзал; до последнего поезда времени уже в обрез.

Маленький шахматный компьютер комиссар оставил на диване у Оскара. Ему самому он больше не нужен.

Жизнь, думает Шильф, — это история в несколько этажей. Или глав, каждая из которых, одна за другой, бесшумно закрывается за тобой.

В тот же день, когда Шильф познакомился со своей новой подругой и наблюдал, как она в «Макдоналдсе» стала звать официанта и требовать, чтобы ей подали меню, он решил никогда не представлять ее своим знакомым. Не из страха, что она его осрамит перед ними. Он боялся, как бы от чужого взгляда она не исчезла, растворившись в воздухе. Ее приезда во Фрейбург он ожидает со смешанными чувствами.

Хотя он, собравшись с силами, зашагал, казалось бы, очень энергично, но вперед подвигался медленно, словно шел по движущейся дорожке против движения. На фрейбургский вокзал он пришел, опоздав на несколько минут. В вестибюле в его сторону бегом мчится какая-то женщина. Он посторонился, уступая ей дорогу, но она подбежала к нему и остановилась перед ним. Комиссар взял ее за руки, чувствуя себя виноватым. В первый миг он ее не узнал, бессознательно ожидая увидеть Майку. Наконец он отыскал одно из тех простеньких словечек, которые так любит Юлия:

— Привет!

Она хохочет и берет его под руку. Она без багажа, зато с цветами или, во всяком случае, с чем-то похожим. Три коричневых бархатистых початка покачиваются на длинных стеблях. Они похожи на микрофоны, нечаянно попавшие в кадр.

— Шильф! [35] Schilf (нем.) — камыш, тростник. — говорит Юлия, ткнув его в бок. — Правда, уже довольно солидного возраста.

— Открытка при тебе?

— Ты мне писал?

— Вчера. Это было важно.

— Вчера было воскресенье, Шильф. Как же я могла получить сегодня открытку?

Она, как всегда, права. Комиссар с облегчением замечает, что открыточный эксперимент в присутствии Юлии с каждой минутой интересует его все меньше. Он обнимает ее одной рукой за плечи, следуя примеру, полученному на берегу Женевского озера, и наклоняется над ней, чтобы почувствовать запах ее волос. Запахи, слыхал он когда-то, не могут присниться во сне.